— …не к школьной подруге. Ты это хотела сказать?
— Наглец!
— Небольшой прошвыр в большой ресторан-чик-чикчик! Сэр, мы бы вас пригласили, — он застыл в клоунской позе, — но на вас не модная шкура, сэр!
Анатолий промолчал. Он был ошеломлен. Сейчас он презирал Нину. Так презирал, что, выйдя с нею и Маратом на улицу, повернул в другую сторону, хотя ему и было с ними по пути.
…Из первой попавшейся ему телефонной будки он позвонил Семсемычу.
— Товарищ Февральский? Говорит Русаков, Анатолий. Вы слушаете? Так вот… С завтрашнего дня прошу считать меня уволенным.
Семсемыч удивился и раздраженно потребовал объяснения причин. Анатолий не был готов к этому. Он сказал первое, что пришло в голову: сослался на плохое здоровье.
— Ты здоров как бык! В чем дело, я спрашиваю? —
сердито кричал в трубку директор.
— Ну, и по семейным обстоятельствам, учеба… — поправился Анатолий.
Директор фыркнул от ярости. Самолюбие его было уязвлено. Он предпочитал сотрудников с «изъянцем», делавшим их маложелательными для работы в государственных учреждениях, держал их в страхе и повиновении, внушая, что без него им жизни нет, и не скупился на подачки. И вдруг Русаков, человек «с прошлым», заявляет о своем желании уйти, и притом немедленно. В чем тут секрет? Не разгадав его, нельзя было отпускать Русакова.
— Так не уходят из советского учреждения, молодой человек, — возразил он, переходя на сугубо официальный тон. — Даже если я соглашусь, вы обязаны проработать две недели, а самовольный уход — дезертирство! Раньше судили бы за это. Брось, друг, капризничать. И чтобы к восьми ты был на работе. Подумать только: я выдал авансом тысячу, а он устраивает фокус-мокусы. Отставок не принимаю. Вот так. В таком разрезе.
— Да я верну эту тысячу! — закричал Анатолий в трубку.
— Ты что? Пьян?
— Я не пьян, просто хочу уйти!
— Ну вот что, — донесся резкий голос. — Об уходе надо заявлять за две недели. И потом, нужно иметь уважительную причину! — Семсемыч сердился. — Ну почему же ты уходишь? Откровенно!
— Не нравится мне… Еще сядешь вместе с Ахметовым…
— Ага, вот в чем дело! А что ты заметил?
— А он не говорил вам ничего? — спросил Анатолий.
«Ловит он меня», — мелькнуло у Семсемыча.
— О чем?
— Вам лучше знать.
— Ну, вот что. Не хочешь — держать не буду. Шофера найдем, но завтра чтобы явился на работу.
— Ладно. Буду.
Утром Анатолий отправился на работу неохотно, в дурном настроении. Ему претило говорить с Семсемычем, не хотелось встречаться с Ахметовым. Скорее бы появился новый шофер. Все же он с радостью вошел в гараж, к автомобилю. Заднее сиденье уже было загружено товаром. Здесь же его ждал Ахметов с накладной и путевым листом: сам он поехать не сможет.
— Гони, лети, ты уже опаздываешь! Доедешь за полчаса — полсотни не пожалею!
Когда Анатолий, проверив уровень масла, садился в машину, Ахметов твердил «скорее, скорее» и даже нетерпеливо подталкивал, подсаживая его и обещая уже сотню, если товар будет через полчаса на месте. «А для этого, — сказал Ахметов, — гони!»
Спешить так спешить. Анатолий покажет, на что способен хороший шофер. Ахметов услужливо побежал открывать ворота, и Анатолий, не тормозя, выехал из ворот, повернул направо, газанул и помчался по переулку. Он мысленно представлял себе, как, не сбавляя скорости, подкатит к перекрестку и затормозит перед пешеходами так, что шины завизжат об асфальт и точно остановятся на линии «стоп». Машину он уже знал.
До магистральной улицы оставалось метров пятьдесят, когда метрах в семи перед машиной появилась черная кошка. Она выскочила из подворотни, чтобы перебежать дорогу перед машиной. Первым желанием было газануть и проскочить раньше кошки. Но уже в следующее мгновение Анатолий резко нажал на педаль тормоза и левой ногой выключил сцепление.
Ничего, пусть черная кошка перебежит дорогу. Нашел чего бояться! А еще комсомолец!
Странно! Он не ощутил обычной упругости ножного тормоза. Машина продолжала мчаться по инерции с той же скоростью. Если ее не остановить, она врежется в людей, переходящих переулок. Анатолий нажал на тормоз так, что даже приподнялся над сиденьем. Тормоз не сработал! Он рванул ручной тормоз! Ручка тормоза подалась слишком легко: и этот тормоз не сработал! Еще немного — и машина врежется в людей…
Он перевел скорость на первую и отпустил педаль сцепления. Машину дернуло, будто она обо что-то ударилась. Скорость хода снизилась, но машина все еще катилась. Что делать? Не доезжая пяти метров до пешеходной дорожки, Анатолий свернул направо, в открытые ворота дома. Машина въехала во двор и остановилась. Весь в испарине, с дергающейся щекой, дрожащий от волнения, Анатолий вылез из машины. Он глубоко вздохнул, отер тыльной стороной руки пот со лба и выругался. Что за черт! Почему отказали тормоза? Ведь только пять дней назад он отремонтировал их. И вчера проверял. Мальчишки окружили машину и спрашивали, к кому и зачем он приехал.
Анатолий молча полез под машину. Скоро из-под нее донеслись ругательства. В ручном тормозе не было шплинта, но сам он выпасть не мог… Кроме того, в тормозном барабане, был отвернут штуцер и тормозная жидкость вылилась. Кому-то было надо, чтобы он, Русаков, попал в аварию. Он тоже хорош, не проверил тормоза… Гайку тоже кто-то отвинчивал…
Анатолий попросил старика во дворе купить четвертинку водки и бутылочку глицерину. Пока старик ходил, он налаживал тормоз. Шплинт заменил кусочком проволоки. Когда старик вернулся, Анатолий смешал глицерин с водкой и залил смесь в центральный тормозной цилиндр. Вскоре машина выехала со двора. «Ну и ну! — мысленно повторял Анатолий, обдумывая происшествие. — Не случись черной кошки — спасибо ей! — не затормози из-за нее, быть бы беде. Конечно, машина врезалась бы в толпу пешеходов.
Анатолий отвез товар по назначению и вернулся в гараж. Выражение изумления и страха на лице Ахметова подсказали Анатолию ответ на вопрос о виновнике порчи тормозов. Поговорить с Ахметовым не удалось. Он мгновенно исчез. Семсемыч, не дослушав взволнованную обвинительную речь Анатолия, насмешливо спросил:
— Ты где-нибудь заявлял об этом?
— Нет.
Улыбаясь, Семсемыч усадил Анатолия в кресло, присел на ручку и сказал:
— Разве у тебя глаза? Это грозовое небо, откуда сыплются молнии. А губы? Некрасиво сжимать губы в рубчик. Разве так дышит счастливый человек, имеющий работу, учебу и милую? Просто удивляюсь. Думал я — вот пришел в комбинат по-настоящему честный, порядочный человек. Глаз у него зоркий. Заметит недостатки — шепнет мне. Я исправлю. Так нет. Уходит. Что же получается? Я спрашиваю — лучшие люди где? И отвечаю — на фабриках и заводах. Лучшие люди не желают идти в нашу артель. Хочешь не хочешь, а приходится пользоваться услугами таких, как Ахметов. Ахметов клялся мне не ловчить, а ловчит! Я ведь предупреждал тебя?
— Предупреждали!
— Вот так! Да, за случившееся надо Ахметову руки с корнями вырвать. Сволочь! А как узнаешь? Ведь так ловко заметает следы, подлец!
Нет, не верил теперь Анатолий задушевному тону Семсемыча, улыбкам и похлопыванию по плечу. Он спокойно сказал о своем желании учиться, напомнил, что свободно может уйти, пока еще не окончился
