Цех. Сотни станков. Посреди цеха — железобетонная башня с бойницами. Богун пошел разведать. Под ногами ничего не взорвалось. В башне, предназначенной, видимо, для дежурного на время воздушных налетов, — также никого. Цехи длинные. Где же продукция? Где ее искать?
Ольховский подошел к небольшой металлической тележке — электрокару, на каких возят груз на вокзалах. Стал на подножку и начал знакомиться с рычагами управления. Тронул левый вниз — тележка попятилась, передвинул его вверх — тележка покатилась вперед. Правый рычаг направлял ее, соответственно, налево и направо. Ольховский мгновенно освоился и покатил по цементному полу цеха все быстрее и быстрее. На второй тележке поехал Баженов, на третьей Богун. Рябых дежурил у машины.
Они объехали все цехи, поднялись в большой светлый зал с десятками чертежных досок. Даже готовальни лежали открытыми: бегство отсюда было определенно поспешным. Здесь они обнаружили образцы различных фасонных деталей. Для «Фау-2»? Неясно. Готовой продукции нигде видно не было…
Поехали на машине дальше. Опять матерчатый забор. Они въехали на другую территорию, тоже с многочисленными асфальтовыми шоссе и ветками узкоколейки.
Снова они обследовали одноэтажные железобетонные постройки. Обнаружили склады различных материалов, деталей, собранных узлов, взрывных головок. И когда в углу этого сегмента, под камуфляжными сетками, обнаружились штабеля одно- и двухтонных авиабомб, Юрий Баженов чрезвычайно огорчился. По- видимому, узники- рабочие приняли эти огромные авиабомбы за «Фау-2». Но вот что странно: в обследованных домиках не было станков. Где же делались эти авиабомбы? В предыдущем секторе? Может, эти домики — лишь камуфляж тайных входов в подземелья, а они как слепые щенки тычутся в стены и не могут найти этих входов? Жаль, нет с ними эхолота…
В пятнадцать ноль-ноль они выехали через камуфлированный занавес-забор, прикрывавший снаружи несколько рядов колючей проволоки, с северо-западной опушки леса. Через двадцать минут они достигли поселка. Двухэтажные дома безмолвно застыли под своими остроконечными черепичными крышами. Крестьян не было видно. Отовсюду слышался многоголосый отчаянный рев: ревели недоенные, голодные коровы. Баженов остановил машину в центре поселка. Разошлись по домам в поисках жителей. Богун шел с Баженовым и, когда подошли к дому, вдруг решительно направился в глубь двора.
— Ты куда? — крикнул Баженов.
— Айн момент! — ответил Богун. Он вошел в коровник, где стояло восемь животных. — Сейчас, сейчас, — приговаривал он ласково, взбираясь по лесенке на сеновал. В кормушки полетели охапки сена. Коровы жадно припали к нему… Богун спустился, тронул у крайней коровы тугое, твердое вымя и сказал:
— Та разве ж можно так!? — Он присел и начал доить корову прямо на пол.
— У нас срочное задание, — зло сказал Баженов, — а ты тут коровами занялся.
— Эх, Юрий Миколаевич, не понимаешь ты селянскую душу! Корова она и есть корова. Она ж не виновата.
— Отставить! Пошли! — Богун нехотя пошел за Баженовым. Жителей в доме не было. Не обнаружил их Баженов и в другой и в третьей усадьбе, зато обнаружил исчезновение Богуна. Хотел разыскать его и приструнить, да передумал: Богун по пустякам не отлучался. Верно, что-то нашел. Подождем.
…Ольховский, Рябых и Баженов уже ожидали у машины минут двадцать, они и гудком сигналили, а Богуна все не было. Зато и мычанья коров почти не было слышно. Наконец Богун появился на том конце улицы в группе девушек. Поехали им навстречу.
Эти пять украинских девушек и один паренек прятались в подвале. Они радовались освобождению из неволи, много расспрашивали. На прощанье Богун им сказал:
— Так што не бойтесь. Напоите скотину и кормите. Раз бауэры сбежали до хитлера, мы эту скотину, с разрешения начальства, потом заберем до нас, у колгосп — взамен той, что угнали гитлеровцы.
Он угостил всех молоком из ведра. Поставил оставшиеся полведра в машину:
— По-моему, молоко подходящее, а? — ревниво спрашивал он.
И все же местных жителей нашли. Тоже невдалеке от леса, на усадьбе. Такие усадьбы или хутора — «форверк» называют их немцы, а мы переделали в «фольварк» — виднелись и дальше.
Баженов оставил Богуна у машины, Ольховского с Рябых послал обследовать другие «фольварки» и выяснить, не знают ли жители что-либо о подземных заводах. Сам он направился в ближайший дом.
В большой комнате, с обеденным столом посреди, пышной постелью в левом углу, зеркальным шкафом в правом и диваном справа у стены, он увидел старика и старуху. Оба стояли рядом перед столом, у обоих были бледные лица и испуганные глаза.
Баженов пригласил стариков сесть. Они послушно сели, но на краешки стульев. Он спросил стариков, почему лес окружен камуфляжной занавеской.
— Не знаем…
— Есть ли в лесу завод?
— Не знаем. Вход туда воспрещен под страхом смерти.
— Есть ли поблизости какие-либо заводы?
— В городе. До города пятнадцать километров.
Баженов нервно оглянулся и раз и второй. После пулевого ранения в затылок у него появилась странная способность — «чувствовать» присутствие человека позади себя. А сейчас позади человека не было. Он продолжал расспрашивать, потом не вытерпел, встал, подошел к шкафу, открыл дверку — платья, костюмы… Заглянул под кровать — пусто. Старики с ужасом смотрели на него. Он откинул одеяло с постели и увидел девушку лет шестнадцати
Старуха испуганно закричала и подбежала. Она просила, она умоляла не трогать девушку. Упала на колени.
— Встаньте! Как вам не стыдно. Сейчас же поднимитесь н сядьте! Мы не эсесовцы.
Старуха послушалась, но смотрела все так же пугливо.
— Фрейлейн, почему вы лежите на постели одетая? Больны?
— Бабушка велела. — Сядьте на стул.
Девушка легко соскочила, отряхнула свое платье, подсела к столу, с интересом посмотрела на офицера и весело улыбнулась.
— Элли! — возмущенно воскликнула старуха.
— Если вы, либе фрау, скажете еще хоть слово, я буду спрашивать фрейлейн без вас. Сколько вам лет, фрейлейн Элли?
— Семнадцать.
— Вы играли в этом лесу до войны?
— Да. Играли. Тогда там на холмах росли огромные деревья. — Она широко развела руки.
— Элли!
— Попрошу вас выйти. Ваш муж останется. Быстрее!
Старуха поспешно вышла.
— А где же эти деревья?
За дверьми послышались голоса. Баженов снял карабин, подошел к двери и дулом распахнул ее. В передней стоял и разговаривал со старухой высокий рыжеволосый немец средних лет, однорукий.
— Кто вы такой?
— Майн зон, — сказала старуха.
— Это моя мать. А в комнате моя дочь и отец. Вас, собственно, что интересует?
— Где в лесу заводы?
— Не знаю. И дочь ничего не знает. Никто ничего не знает, — сказал однорукий. Баженов оставил их в передней и вернулся в комнату.
Девушка сидела насупленная, опустив глаза, и на все вопросы отвечала «да», «нет». Видать, старик уже припугнул ее,
Баженов открыл дверь в переднюю, пригласил однорукого и старуху, а сам пошел к машине за коньяком. В машине сидел подросток. Богун пытался объясниться с ним и угощал шоколадом. Баженов сел рядом, стал расспрашивать о лесе. И вот что он узнал.
Еще три года назад здесь был старый лес, и рос он на холмах. Но пришли солдаты, лес вырубили, пригнали пленных, вырыли глубокие карьеры, потом что-то строили, потом все снова зарыли, сравняли и
