— Ваша помощь нам не нужна! — решительно заявил Сапегин незнакомцам.
Они помялись и отступили.
Роман, поддерживаемый друзьями, прошел в номер. Его усадили в кресло. Он снова впал в забытье.
— Ты слышишь меня, Роман? Ты узнаешь? — крикнул профессор чуть ли не в лицо молодому человеку.
Егор сунул руку в левый внутренний карман пиджака Романа и извлек конверт, адресованный Сапегину. В конверте была записная книжка. Запись, сделанная Романом наспех, изобиловала недописанными словами и читалась с трудом.
Первые же слова о «БЧ» — аппарате типа электрического стула, вызывающем потерю памяти — взволновали всех. Состояние Романа разъяснила запись о его падении со стены и потере крови.
Роман сидел все так же в полузабытьи. Анатолий кусал губы, стараясь не разрыдаться.
Сапегин с помощью Егора и Анатолия перенес Романа на кровать. Здесь его раздели и уложили. Сапегин позвонил директору отеля и попросил вызвать лучшего врача, а Егора послал в аптеку за нашатырным спиртом, стерильными бинтами и стрептоцидом для присыпки раны.
Сапегин, не в силах сдержать себя, гневно сказал:
— Какие изверги! «БЧ» — это то, что монополисты готовят прогрессивным людям! Это их методы расправы с неугодными! Им мало Северной Америки, им мало Южной Америки, им мало захваченных островов — им подавай весь мир! Они — «высшая раса», остальные для них рабы! Они хотят уничтожить полтора миллиарда людей. Не выйдет! Правда путешествует без виз, и поджигатели войны боятся ее!.. Никому ни слова о письме Романа. Когда надо будет, об этом узнает весь мир. Нас думали запугать — не вышло и не выйдет! Один из нас вышел из строя. Пусть! Если придется, мы все погибнем, но на наше место станут тысячи других!
В дверь постучали, и, не ожидая ответа, в комнату вошло четверо во главе с директором отеля.
— Я врач, — отрекомендовался мужчина в белом халате.
Он подошел к больному, взял его за руку, посмотрел на свои ручные часы и через минуту объявил, что пульс еле прощупывается. Затем врач вынул стетоскоп и прослушал сердце. Зачем-то поднял пальцем веки Романа и осмотрел глаз.
— Этот молодой человек заболел «негритянской болезнью» и подлежит карантину, — объявил он.
— Я не могу держать в номере моего отеля больного «негритянской болезнью». Его необходимо отправить в специальный барак, — сказал директор отеля.
— Я не отдам своего помощника в бараки, так как диагноз болезни неверен! — решительно возразил Сапегин. — Больной в забытьи от большой потери крови.
— Я сделаю укол, и он очнется, — предложил доктор.
— Ни в коем случае! — возразил Сапегин, не слишком доверяя этому доктору.
Вошел Егор с лекарствами. Сапегин поднес к носу раненого флакон с нашатырным спиртом.
Роман открыл глаза.
— Как вас зовут? — спросил полный мужчина.
Роман не ответил. Доктор подавил улыбку удовлетворения.
— Больные «негритянской болезнью» теряют память, — сказал он.
Егор вынул бумажник, достал оттуда фотографию смеющейся девушки, запечатленной на теннисном корте, с ракеткой в руках, и поднес фотографию к глазам Романа.
— Люда! Это Люда! — сказал Егор, называя имя друга их детства — Люды, в которую они все трое были влюблены.
— Это Люда! — крикнул Анатолий в ухо больному.
Роман вздрогнул, испуганно оглянулся и, увидев перед собой портрет, вдруг сказал:
— Да это же Люда! Ну конечно, она. О, друзья мои, как я рад вас всех видеть! Но как я виноват!
— Я не могу держать в отеле больного, — настойчиво заявил директор.
— Чем ты болен, Роман? Что чувствуешь? — спросил Сапегин.
— Упал… Разбил голову… Большая потеря крови… Страшная слабость…
— Я могу произвести больному операцию переливания крови в своей больнице, — предложил доктор.
Егор и Анатолий предложили взять кровь у них, так как у всех троих была одна и та же группа крови.
Сапегин решительно отказался от услуг доктора.
— Но мне приказали изъять больного, — пробормотал растерянный директор.
— Никто не имеет права покушаться на свободу и жизнь советского гражданина! Мы перевезем Романа Крестьянинова в советское посольство, заявил сотрудник посольства, показываясь в дверях номера.
Низменный берег в туманной дымке проступал едва заметной полосой над поверхностью воды. Потом из океана поднялись зеленые горы острова Ява.
Как только самолет опустился на аэродром и побежал по бетонной дорожке, к нему устремились встречающие. Луи Дрэйк кивком головы подозвал Лифкена и сказал:
— Командуйте парадом. Пусть все держатся вместе, и чтобы никаких разговоров с малайцами!
Члены комиссии, еще раньше предупрежденные о необходимости держаться вместе для облегчения таможенного досмотра, выполнили просьбу Лифкена «задержаться».
Ганс Мантри Удам, всю дорогу страдавший от морской болезни, сошел на берег бледный и осунувшийся. Лифкен представил его встречавшим. Ганс Мантри Удам без особого восторга пожал руку миссионеру Скотту и представителю городского самоуправления. Американский консул сделал вид, что не видит протянутой руки. То же самое сделали и два офицера.
Произошел обмен шаблонными любезностями. Таможенный осмотр вещей не состоялся благодаря вмешательству американского консула. Это также распространилось и на одинокого пассажира, державшегося особняком и покинувшего самолет последним. Двое мужчин, встречавших его, назвали прибывшего мистером Трумсом и почтительно проводили его в машину. Трумс не обращал внимания на свои чемоданы, но зато ни на секунду не расставался с небольшим саквояжем.
Ганс Мантри Удам вручил Лифкену бумажку со своим адресом и номером телефона. Лифкен попросил его на минутку задержаться, а сам пошел к машине, где сидели Луи Дрэйк и Юный Боб, известный здесь под именем Сандерса. Секретарь комиссии Гарольд Грей (в действительности Перси Покет) суетился возле Сапегина.
Вдруг Удам услышал тихий женский голос позади себя:
— Мы незнакомы. Не выражайте удивления, увидев меня!
Удам обернулся. Позади была хорошо знакомая ему Анна Ван-Коорен. Она предостерегающе подняла палец и тихо сказала:
— Я не Анна Ван-Коорен, я — Бекки Стронг. Мы очень похожи. Я опустила письмо в правый карман вашего пиджака. Прочтите — и все поймете. Вы превосходно выступали на конгрессе. Письмо сожгите. Ван- Коорен в ярости, но власти его приходит конец… Алло! — громко произнесла Бекки Стронг, обращаясь к миссионеру Скотту, с беспокойством оглядывавшемуся.
Миссионер Скотт подошел к ней в сопровождении Егора и Анатолия:
— Мисс Бекки, я хочу просить вашего покровительства для молодых русских ученых. Они впервые в Индонезии. Вам, уже вкусившей очарование этой страны, приятно будет показать гостям истинное лицо Индонезии.
Это была заранее обусловленная роль Бекки, на которую она согласилась.
— Мистер Егор Смоленский! — представил Скотт.
— Очень рад познакомиться, — холодно сказал Егор и был несколько удивлен, ощутив сильное, почти мужское пожатие руки.
— Мистер Анатолий Батов!
— Я очень рад, — также отозвался Анатолий.
