показал на истребитель. – Сможем?
– Я не хочу никого убивать, – сказал я. – Они ни в чем не виноваты.
– Как это?! – изумился погонщик. – Ты согласен всю жизнь бегать от них, не зная покоя?
– Я не собираюсь бегать от них. Скажи, что хочет от меня Лучистый?
– Много чего хочет! Ему нужно и чудесное оружие, и эта девушка, которая наверняка знает тайну многих старых вещей.
– Ну, что ж... Он получит и оружие, и тайну.
Подорожник застыл с недожеванной лепешкой во рту. Я же обратился к Надежде:
– Мы можем пока спрятать всю нашу технику обратно в хранилище?
– Без проблем.
– Ну, тогда... – я задумался.
Они оба смотрели на меня и ждали. И тут я почувствовал непомерную тяжесть. Я взял на себя ответственность думать и решать, это куда тяжелее, чем исполнять. У меня был план. Он созрел еще в тот момент, когда в разбитом контейнере под струями консерванта обрисовались контуры боевой машины. Но любой большой план может погубить маленькая непродуманная деталь. Как сделать, чтобы не осталось таких деталей?
– Скажи, что значит Лучистый для жителей заставы? – спросил я у Подорожника. – Он имеет какую-то власть над ними или командует только своими старостами?
– Не знаю, что и сказать, – вздохнул погонщик. – Я в эти дела не лезу. Вообще-то, на заставе есть градоначальники, совет... Они живут за счет Лучистого и других землевладельцев и, конечно, больше слушают их, чем думают сами.
– Значит, Лучистый может влиять на жизнь заставы?
– Ему нет особого дела до заставы. Но, когда он говорит, люди, конечно, слушают. Ты же сам знаешь – если богатей открывает рот, все открывают уши.
– Вот и прекрасно, – сказал я. – Значит, с ним я и попытаюсь договориться.
– О чем ты хочешь с ним договориться? – мрачно спросил Подорожник. – А главное – как?
– Очень просто – вернусь на заставу и встречусь с ним.
– Интересное дело, – усмехнулся погонщик. – Я едва оттуда выбрался, предупредил тебя, а ты сам собираешься идти в город, чтобы там тебя схапали. Ты в уме не повредился?
– Меня не схапают, – спокойно ответил я. – Все, что хочет Лучистый, – побольше клинков и пищи. Я предложу ему и то, и другое. Думаешь, после этого он посадит меня в сарай?
– Я что-то не понимаю, – Подорожник уже не усмехался. – Зачем ты будешь давать Лучистому клинки и пищу? У тебя этого так много? Или он умирает от голода? Я знаю очень много людей, которым все это нужно гораздо больше. Что ты такое задумал?
– Я пока не уверен, что у меня все получится, Подорожник, – сказал я. – Но давай рассуждать вместе. Я тоже знаю людей, которые голодают. Их не десять, не сто, их гораздо больше. Весь ваш несчастный край – это голодные люди. Ну, и с кого нам начинать? Делиться с каждым встречным или раздавать милостыню на площадях?
– Вообще-то, нам пока нечем делиться, – проворчал погонщик. – Но не с Лучистым, это точно...
– Я хорошо понимаю тебя. Но открывать дармовые кабаки не собираюсь. Делиться нужно с теми, кто хочет сам себе помочь. Нужно давать не хлеб, а возможность заработать на этот хлеб. Здесь много хорошей земли, но на ней нужно работать, а не просто бросать семена и снимать урожай. Тогда она родит вдвое, втрое больше. И как раз это в наших силах. Мы будем охранять людей от Прорвы, они смогут приходить на землю как хозяева, а не как воры. Они заселят брошенные деревни, распашут новые земли...
– Я что-то не пойму, при чем тут Лучистый, – произнес погонщик.
– Я объясню. Нужен один человек, который способен убедить людей начать жить по-другому. Если не убедить, то приказать. Я пока знаю только Лучистого.
– А почему тебе самому не убедить людей?
– Во-первых, на это нужно время. Во-вторых, я не собираюсь обустраивать на вашей земле отдельное государство и потом постоянно воевать с соседями. Ведь нам не дадут жить спокойно, если мы не поделимся с другими хозяевами.
– Ты мог бы прилететь на этой штуке в любую деревню, и крестьяне пошли бы за тобой, как привязанные.
– У нас сотни боевых машин, а в деревнях живут по сорок-пятьдесят человек. Мы можем помочь гораздо большему числу людей, если начнем с городов и застав. Лучше всего сразу пойти в Город тысячи башен, но я не был там ни разу, поэтому обождем. И потом, согласись, в деревнях люди живут чуть сытнее – все-таки земля под боком.
– Живут сытнее – мрут чаще, – согласился Подорожник.
– И все же я хочу начать с города. От города вести разбегаются быстрее. Мы найдем достаточно людей, которые захотят работать с нами.
– И что же, Лучистый будет у нас главным?
– Не у нас. У людей, которых он поведет с собой, и то не у всех. А если он и нас попробует прибрать к рукам, то мы очень быстро покажем ему его место. Верно, Надежда?
Она кивнула, хотя, наверно, еще не очень хорошо понимала, о чем я толкую.
– Не знаю, не знаю... – пробормотал Подорожник. – Ты, наверно, плохо себе представляешь, что такое Лучистый...
Я, к сожалению, не обратил должного внимания на эти слова.
– Итак, все, что мы должны сейчас делать – это охранять от Прорвы людей, работающих на огородах. Мне кажется, Подорожник, тебе придется бросить ремесло погонщика и научиться поднимать в воздух такую же штуку, – я ободряюще улыбнулся ему, кивнув на истребитель.
Лицо Подорожника вытянулась.
– Я? В воздух?
– И не только ты. Надеюсь, у тебя на примете есть десяток надежных людей, которым мы сможем довериться в первое время.
– Люди-то есть, но... в воздух? – пробормотал погонщик.
Надежде надоело молча смотреть на нас, она встала.
– А ты боишься? – спросила она.
– Нет, – уверенно соврал Подорожник, не сводя с нее глаз.
– Ну, пошли, – она показала взглядом на истребитель.
– Куда?
– В воздух! Попробуй сам – это не трудно.
Подорожник встал, в замешательстве посмотрел на меня.
– Может, потом?
– Только сейчас, – покачал головой я. – Если боишься, тогда посиди, подумай, – предложила Надежда.
– Я ничего не боюсь, – насупил брови погонщик. – Идем.
Я без усмешки посмотрел, как он на подгибающихся ногах приближается к истребителю. Я понимал, что еще многим людям придется ломать суеверный страх перед этой могучей, рычащей, плюющейся огнем машиной.
ПЕРЕГОВОРЫ
Уже следующим утром я увидел Холодные башни. Как и прежде, я не мог оторвать от них глаз. А что до Надежды, то она, казалось, забыла обо всем на свете, созерцая батарею исполинских черных столбов, выросших у подножия горного хребта.
Меня вдруг кольнуло тревожное предчувствие – а что, если Башни поступят с нашим истребителем так же, как поступали с аэроидами? Но едва я открыл рот, чтобы предостеречь девушку, она прибавила скорости и сделала над Башнями лихой вираж, осматривая их с высоты. Слава богу, ничего с нами не произошло.
Сидящий за нами Подорожник давно уже не трясся и не закрывал глаза. Наоборот, он смотрел на мир, стараясь не упустить ничего – впервые человек его эпохи мог видеть землю с такой высоты. Он довольно
