что это мы сбили аэровагон…
— Надо бежать отсюда, Беня, — сказал Щербатин.
— Я тебе только об этом и твержу.
— Нет, надо вообще бежать — из города. Нас все равно вычислят. Проверят, опознают, проведут очные ставки, спросят, где мы всю ночь пропадали…
— Щербатин, в этом городе сотни миллионов жителей. Если нас за руку не поймают — то все, ищи- свищи.
— Нет, Беня, санитары скажут, что я про Лиссу спрашивал. Вот и ниточка. Ты не бойся, я все на себя возьму. Мне уже терять нечего.
Я лишь с досадой махнул рукой, прекратив спор. Что толку спорить с сумасшедшим? Поднявшись, я прошелся по подвалу, поковырял пыльный хлам. Нашел старую робу — настолько замызганную, что последний бродяга постеснялся бы надеть. Пришла в голову счастливая мысль: подняться в спальные помещения, украсть парочку комплектов одежды, а свою оставить. Работяги только рады будут подарку, а нам легче станет затеряться.
Впрочем, поздно. Из коридоров уже доносился шорох тысяч шагов — открылись переходы. Труженики поднялись из кроватей и мрачным непрерывным потоком потекли в подземку.
— Идем, Щербатин. И надейся на лучшее.
Мы вынырнули из бокового прохода и влились в общий поток. Нас окружили бледные сонные лица, полуприкрытые глаза, ссутуленные плечи. Никому не было до нас дела. Слышались шаркающие вялые шаги — начиналось очередное тусклое утро окраин Цивилизации.
— Бросил бы ты ружье, Щербатин, — прошептал я. — Погляди — один ты со свертком. Все с пустыми руками идут, одному тебе надо выделиться.
— Ружье не брошу, — отрезал он.
Вот и станция подземки — низкий обшарпанный зал, полный людей. Пока ничего тревожного, никаких черных курток, никаких подозрительных лиц и внимательных взглядов. Нам осталось только зайти в вагон — и тогда уже можно ни о чем не беспокоиться. Мы просто утонем навсегда в людском океане.
Подходил поезд, заглатывал несколько сотен человек, однако плотная толпа на станции не редела. Каждую минуту с верхних этажей подходили новые сотни. Мы пропустили четыре поезда, прежде чем удалось протиснуться к дверям вагона.
— Как думаешь, могут нас еще перехватить? — шепотом спросил я.
Щербатин равнодушно пожал плечами:
— Ты супершпион — ты и думай.
Было тесно, воняло каким-то старьем, машинным маслом, плохой пищей, но я ничего этого не замечал. Душа радостно возносилась к небесам — мы все-таки ушли от них. Мы вырвались! Не исключено, правда, что у социального надзора остались какие-нибудь сюрпризы для нас. А впрочем, Цивилизация не так уж богата на сюрпризы.
Мы стояли в плотной толпе, слушая монотонный стук колес. Я взглянул на Щербатина и поразился, каким стало его лицо: безжизненным, постаревшим, словно увядшим. Он стоял, погруженный сам в себя, не интересуясь ничем вокруг. И вдруг показалось, что сегодня я его потеряю. Мне стало не по себе.
Новая остановка, и очередная порция людей втискивается в вагон. Щербатин начинает шевелиться, куда-то протискиваться.
— Ты чего вертишься? — Я дернул его за рукав. — Стой спокойно, тише воды, ниже травы.
— Извини… что-то дышать тяжело. Там, у дверей, вроде посвободнее.
Мне пришлось продираться за ним — нельзя выпускать друг друга из виду. Сейчас нужно держаться вместе, пока не окажемся дома. Впрочем, есть ли у нас теперь дом?
На очередной остановке Щербатин вдруг приблизился и прошептал:
— Извини, Беня, но я еще должен найти виноватых. Прощай…
Я не успел глазом моргнуть, а он уже выскользнул на станцию. Я рванул было за ним, но не смог пробиться через толпу. Двери закрылись.
— Прощай, — сказали его губы сквозь глухое стекло вагона.
— Сволочь, — прошипел я. Я начал оглядываться в поисках стоп-крана. Ни в коем случае нельзя сегодня оставлять Щербатина одного. Он сейчас — стихийное бедствие для этого города. Он хуже, чем проснувшийся вулкан, он камикадзе.
Поезд тронулся. Мучительно долго текли минуты до следующей остановки. Затем пришлось потолкаться на станции, пока я добирался до платформы встречного поезда. Снова долгие минуты в вагоне, но на этот раз почти пустом. В этот утренний час мало кто ехал в жилые районы.
У меня было время, чтобы хорошо все просчитать. Вряд ли Щербатин сел на поезд. Линий, ведущих в центр, очень мало, а ему нужно именно туда, ведь там он хочет найти «виноватых». Значит, он будет выбираться на ближайшую крышу к стоянке аэровагонов. Там наверняка полно народу, сразу улететь он не сможет. А стало быть, есть шанс его перехватить.
Ближайшую стоянку я нашел быстро и легко — стоило только влиться в нужный человеческий поток. На крыше и в самом деле было столпотворение, обычное для трудового утра. Я увидел зеленую куртку этажного коменданта и направился к нему — вот у кого должна быть профессиональная наблюдательность.
— Тут не проходил человек со свертком в руках?
Комендант смерил меня вглядом, презрительно поджал губы.
— Их здесь тысячи ходят, я всех должен разглядывать?
Я бросился в толпу, надеясь разыскать Щербатина там. Но комендант окликнул меня:
— Эй, подожди! Один парень спрашивал про рейс до Центра социального надзора. Кажется, у него что-то было в руках.
— О, черт! — простонал я и бросился бежать, но тут же остановился. А собственно, куда бежать?
— Какой это рейс? — спросил я у коменданта.
— Да он уже ушел. Теперь ищи любой вагон с черной и зеленой полосами.
Я расталкивал людей, но они даже не пытались возмущаться. Они просто глядели мне вслед сонными глазами. Раз толкаюсь — значит, имею право. Наконец я нашел нужный вагон и, нахально пробившись сквозь очередь, занял место. Машина поднялась в воздух и развернулась в сторону башен и небоскребов.
Ближайшие минуты от меня мало что зависело. Теперь вся надежда на скорость.
Центр соцнадзора значился в маршруте отнюдь не первым номером. Мне показалось, что мы облетели полгорода, прежде чем добрались до нужного района. Но и тут меня ждал сюрприз.
По салону прокатилось какое-то беспокойство, пассажиры прилипли к окнам. Пилот объявил, что в этом районе посадки не будет. Я уже видел — улицы внизу затянуты дымом. Горели верхние этажи приземистого серого здания с крошечными окнами. Я едва удержался, чтоб не разразиться бранью на весь салон. Щербатин опередил меня по всем статьям. Теперь уже поздно что-то делать.
Я собрал в кулак всю наглость, которую при себе имел, и сунулся к пилоту.
— Мне необходимо срочно высадиться здесь!
— Я не могу сажать машину в районах стихийных бедствий и катастроф, — спокойно ответил пилот.
— Я инспектор Центра! — крикнул я. — Хочешь пообщаться со мной в другом месте?
Пилот посмотрел на меня с сомнением, но на всякий случай решил не спорить. Сделав круг над задымленными улицами, он сказал:
— Если только на ту крышу.
— И побыстрей!
Трудно сказать, на что я тогда надеялся. Я безнадежно опоздал, и непоправимое уже свершилось. Щербатин бросил вызов Цивилизации. Где теперь его искать — в центре изоляции, или в подвале с трупами, или в закоулках огромного центрального района, — этого я не знал. Я все же решился выйти из аэровагона, причем под самым носом у тех, кто весьма мною интересовался.
Прилегающие улицы были запружены зеваками. К зданию Центра не подпускали, сверху валились горящие куски. Повсюду воняло гарью. В толпе царило боязливое напряжение — еще бы, горело не какое-
