– Туда! – закричал Боря.
Но тут вырвалась девчонка. Она забилась в угол и начала отбиваться от меня ногами и руками. Я и не знал, что женщины могут так отчаянно драться с мужиками. В глазах было столько ненависти, что я боялся расплавиться под ее взглядом. Не знаю, сколько синяков и царапин я получил, пока снова не скрутил ее.
В дверь тамбура уже кто-то ломился. Боря подтолкнул меня к изувеченной стене:
– Пгыгай!
Я сунулся было, но тут же отскочил обратно. Я увидел темное небо в рваных облаках, а далеко внизу – земля, горы, какие-то огоньки.
– Ты с ума сошел! – заорал я. – Сам туда прыгай!
Боря разбежался и... врезался в мою спину, протолкнув меня в дыру. И, конечно, сам пролетел за мной.
Я падал. Падал один-одинешенек в полной пустоте. Я даже не мог кричать.
И тут почему-то вокруг стало светло. Секунда, другая – и я оказался в том самом холодном тумане, в который попал из колодца Линзы.
– Сегежа, отзовись... – услышал я слабый голос Бори, но не мог выдавить ни звука. «Душа летит, а тело всмятку...» – была последняя мысль...
Я пришел в себя на возвышении рядом с колодцем. Надо мной нависал Боря, хлопая меня по щекам. Где-то скулила девчонка, Батя монотонным голосом успокаивал ее. Раздражающий багровый свет все так же висел в воздухе.
– Отвали, – сказал я Боре. – Знал бы раньше, куда вы меня втянете...
Я поднялся на ноги, ощупал кости. Вроде цел. Девчонка по-прежнему смотрела на меня, как на маньяка-убийцу. Она прямо в комок сжалась, стоило мне подойти на шаг. «Никакой благодарности», – устало подумал я.
Я вернулся к Боре.
– А что с остальными? – спросил я.
– С кем?
– Там же еще были пассажиры. Их тоже можно было спасти.
Боря долго и пристально смотрел на меня.
– А пьяных бойцов с остгова ты заодно спасти не хочешь? Давай иди за ними, веди всех сюда.
– Не мешало бы, между прочим.
– Сегежа, – сердито сказал Боря, – пойми пгостую вещь: всех не спасешь.
– Да почему?
– Потому. Есть такой закон пгигоды – естественная убыль особей.
– Сам ты особь, – буркнул я. Вообще-то я уже был не в состоянии продолжать спасательные работы. Мне сегодняшнего дня на сто лет вперед хватит.
– Пора сваливать, – сказал я громко, чтоб услышал Батя, который никак не мог отлипнуть от своей Рианны. Он услышал и, видимо, понял.
Поспешно подойдя к панели, он начал возиться с ручками и колесами, а я стоял рядом, наблюдая за ним.
– Мы с Рианной первые уйдем, – сказал вдруг Батя, смущенно посмотрев на меня. – Так нужно по технологии.
Я пожал плечами. Потом сказал:
– Меня смущает одно обстоятельство. Мы тут спокойно творим свои дела, а Контролеры снаружи локти кусают. Неужто они даже не попытаются нам помешать?
– А разве это плохо?
– Это хорошо, но я почему-то каждую минуту жду каверзы. Не верю, что нас просто так отпустят. Что- нибудь да придумают.
– Они уже пгидумали, – сказал вдруг Боря каким-то замогильным голосом.
Я обернулся на него, а он показал на зал слежения. Сначала я ничего не разглядел в багровом полумраке. Но потом обратил внимание на ленту транспортера, с которой мы недавно слезли... И мои ноги едва не подкосились.
Там стояли столбиком две многоножки. Еще одна, шевеля усиками, выползала из прозрачной трубы.
– Где автомат?.. – выдавил я, оторопело обводя глазами зал. Возле большого дверного проема тоже были многоножки, не меньше десятка.
– Автомат... – отрешенно повторил Боря. – Там остался.
– Где там?! Ты рехнулся?
Батя обернулся и моментально понял, что происходит. Он метнулся к своим чемоданам и бросил мне большой тяжелый пистолет, отливающий стальной синевой.
– Попробуйте их задержать! – крикнул он. – Мне осталось совсем немного...
Многоножки пока не нападали. Они просто надвигались – медленно, но неотвратимо. Я боялся стрелять, боялся их рассердить.
– Боря, – тихо проговорил я. – А ведь у нас есть заложник.
– Ага, – сказал Боря. И очень медленно, чтоб не раздражать электрических чудищ, двинулся к шкафу, в котором томился полковник.
Впрочем, мы тут же убедились, что полковник нам не поможет. Едва увидев многоножек, он метнулся к шкафу, чтобы снова там запереться. Однако я схватил его за рукав.
– Минуточку! Задание следующее: за десять секунд остановить это нашествие. Время пошло...
Полковник хрипло дышал, водя по сторонам ошалелыми глазами, и слабо пытался вырваться.
– Может, и для них найдется какой-нибудь свисток? – почти умоляюще проговорил я. И тут пара усиков высунулась из-за какого-то выступа прямо перед нами – буквально в трех шагах.
– Убей ее! – закричал полковник.
Я машинально нажал на спуск. Чудище высоко подпрыгнуло, перевернувшись в воздухе, и завизжало. Впрочем, нет. Визжала, кажется, Рианна.
Раненая многоножка извивалась на полу. Клочья бурой пены летели в стороны. Однако между столами и тумбами аппаратуры мелькали уже десятки членистых тел и усиков. Чтобы всех перестрелять, мне понадобился бы спаренный шестиствольный пулемет. Да и то, знаете ли...
– Нужен свет, – пробормотал полковник. – Любой свет, кроме красного. Они боятся света.
– Ну так включай! – крикнул я.
– Я не смогу! Зачем вы меня затащили сюда?! Мы все погибнем!
– А может, и не все...
Тут вдруг подскочил Боря, держа две охапки желтой бумаги – трупной обертки. Оказалось, ее тут было полно.
– Как ее поджечь? – проговорил Боря, задыхаясь.
– А я знаю?!
– Я знаю! – торжествующе объявил полковник. Он выхватил из кармана какую-то палочку, переломил и швырнул на пол. Палочка вспыхнула яркой звездой, многоножки тут же забеспокоились.
– И долго это будет гореть? – спросил я.
– Нет, совсем недолго, – жалобно проговорил полковник.
Боря уже швырнул на «звездочку» комок бумаги. Та занялась, хотя и неохотно. Света от нее было, честно сказать, маловато. Но все равно мы с Борей начали бегать и раскидывать вокруг бумагу, создавая пылающую баррикаду.
Полковник метался взад-вперед, не принося никакой пользы. Но и не мешал. Над нами вдруг мелькнула тень, в следующий момент воздух пронзила синяя вспышка. Я уронил комок бумаги, судорожно схватившись за пистолет. Оказалось, одно из чудищ каким-то образом перемахнуло через огонь и обменялось смертоносным зарядом с кем-то из собратьев. Запахло озоном.
– Света мало! – заорал я. – Это не топливо, а дерьмо.
Полковник при этих словах куда-то прыгнул и вернулся, неся два белых матовых сосуда с узкими
