Михаил Тырин
Тварь непобедимая
ЧАСТЬ 1
КОРОЛЬ РЕАНИМАЦИИ
Уже много дней над стылой землей плыли тучи. Они ползли медленно и уныло, как отступающая армия. Передний край этой темной молчаливой армады еще держался, еще сыпал по ночам мокрым снегом. Но днем в тыл начинало бить молодое весеннее солнце, и плотные свинцовые ряды размыкались, разваливались, таяли.
Тучи шли, хотя могли бы прекратить свой бесполезный и бесславный марш, остановиться, сдаться солнцу, низвергнуться вниз потоками воды, раствориться, потому что все равно были обречены на это в конце своего пути.
Но они продолжали упрямо ползти куда-то. Будто у них – безмолвных обитателей неба – имелся высший смысл в том, чтобы пройти свой путь до конца, до самой последней точки.
С высоты их полета огромные города казались россыпями детских кубиков. Миллионам людей, наблюдающим с земли это молчаливое шествие, не было никакого дела до тех причин, что двигали небесную армию в неизвестность. У людей был свой путь и свой смысл.
– Алька, как тебя родители на ночь отпускают? – спросил Семеныч, разливая чай по пластмассовым кружкам.
– Сама удивляюсь, – ответила Алина, выкладывая на газету бутерброды. – Наверно, потому, что я им ничего не рассказываю.
Гриша смотрел в окно, за которым кипело снежное броуновское движение. Белые крупинки стукались о стекло и, ничего не добившись, отлетали назад, чтобы бессильно упасть к колесам машины.
Чаепитие, еще не начавшись, было прервано хрипением старенького «Алтая». Все с досадой переглянулись – диспетчер перебирал бригады в поиске свободной.
– Тридцать вторая, – позвал наконец динамик. – Тридцать вторая – база.
– Поужинали, – вздохнул Григорий, поднимая перемотанную изолентой трубку. – Тридцать вторая на связи.
– Дорожно-транспортное на Профсоюзном бульваре, – сообщил голос диспетчера со странным сочетанием усталости и возбуждения. – Выезжайте, больше никого пока нет. Там с пострадавшими...
– Все с сердечными приступами? – поинтересовался Григорий.
– Что?
– Ничего. У меня кардиология, а не реанимация.
– Повторите, не понял, – проговорил диспетчер. – Выезжаете или нет?
– Да, едем, давайте адрес.
Семеныч, не изменив выражения лица, переливал чай обратно в термос.
– Может, все-таки перекусим быстренько? – предложила Алька.
– Перекусим на подстанции. Там дорожное с пострадавшими, – ответил Григорий, кладя трубку на место. – Поехали. Профсоюзный бульвар, рядом с мостом.
В стекло «рафика» все так же молотила снежная крупа. Гриша представил, как кто-то лежит сейчас в темноте на обледенелом асфальте, истекая кровью, и поежился.
Весна в этом году выдалась злая. Ледяные ветры все несли и несли снег – тяжелый и колючий, как гранитная крошка. Днем снег таял, а к вечеру вновь начинал собираться в ямах и впадинах белыми зернистыми кучками.
Кардиологической бригаде не так часто приходилось подбирать кого-то на улицах, обычно случались квартирные вызовы. Григорию долго не нравились эти тихие жилища с зашторенными окнами, навеки въевшимся запахом лекарств, печальными родственниками, привыкшими передвигаться на цыпочках и говорить шепотом, изучившими все разделы медицины преимущественно по настенным календарям. Потом привык.
И вот теперь выдался редкий шанс поработать в иных условиях – на пронизывающем ветру, рядом с искореженными машинами, под стон их покалеченных хозяев. Как мудро замечено предками, хрен редьки не слаще. Тем не менее уличная работа угнетала меньше. Здесь, в отличие от эрудированных домочадцев, никто не лез под руку с советами, не пытался блеснуть познаниями. В уличной горячке врач, как правило, был единственным, кто знал, как нужно действовать, – и он действовал на свой страх и риск.
Машина катилась по маленьким улочкам, которые ни-кто, кроме опытного Семеныча, толком не знал. Он один имел представление, как с помощью этих потайных троп в каменных джунглях сократить маршрут. Уже через несколько минут он показал на дорогу.
– Вот за тем домом – наш бульвар.
Машина выскочила на освещенную фонарями улицу. И в этот момент все увидели картину, заставившую Альку испуганно ахнуть, а Семеныча – обронить крепкое словечко.
Впереди бушевало пламя. Дорогу перегораживал автопоезд, завалившийся набок. Горел фургон, и горели какие-то тюки, вылетевшие из него. Тягач тоже перевернулся и прижал к опоре моста легковую машину, марку которой уже невозможно было определить.
Больше ничего увидеть не удавалось, поскольку бульвар был запружен другими машинами.
– Я туда не проеду, – сразу сказал Семеныч.
В самом деле, на дороге творилось настоящее столпотворение: машины сигналили, дергались взад- вперед, между ними бегали взмыленные дорожные инспекторы, размахивая жезлами и рациями.
– Алька, за мной, – скомандовал Гриша и выбрался из машины, подхватив чемоданчик.
На них сразу набросился ветер, закидал снежными колючками, заставил зажмуриться. Алька накинула поверх халата куртку, прикрыла голову капюшоном.
– Надень халат на куртку, – сказал Гриша. – В крови же сейчас вся будешь.
– «Скорая» приехала! – крикнул кто-то.
Из лабиринта машин выбрался измученный сержант ДПС, потащил Григория в гущу, на ходу объясняя диспозицию. Его почти не было слышно из-за шума и рева автомобильных гудков.
Григорий остановился, когда ветер донес до него жар пылающего фургона. Осмотрелся, отмечая профессионально цепким взглядом, куда идти в первую очередь. Возле милицейской «девятки» стоял мужчина в одной рваной рубашке и что-то втолковывал инспектору. Его лицо было перечерчено струйками крови, однако он не кричал, не звал на помощь – стало быть, может подождать.
На обочине возле покореженного рекламного щита топорщилась исковерканными боками еще одна машина – судя по всему, иномарка. Возле нее толпились люди, слышался женский плач.
– В «Москвиче» зажало двоих! – кричал на ухо сержант. – Женщина стонет, а мужчина, кажется, все. Не шевелится. Сейчас подъедут пожарные с инструментами, будут вырезать. Там опасно сейчас, огонь...
– Раз опасно, значит, не пойдем, – ответил Григорий, свято блюдя требования инструкции.
– Да, не надо, – согласился сержант. – Ребята вкололи женщине какой-то заморозки, ей чуть полегче.
– Сейчас еще бригады будут, – сообщил Григорий, направляясь к иномарке.
Он увидел, что на асфальте впереди машины лежит полуголый человек, скрученный, словно шнек мясорубки. Он был неподвижен, лишь нога под разорванной брючиной судорожно вздрагивала. Судя по всему, одежду с него сорвало во время удара и последующего вылета через лобовое стекло. Перед ним стояла на коленях молоденькая девушка в короткой кожаной курточке, отделанной мехом. Она причитала, звала на помощь. Вокруг топтался какой-то народ, но никто не имел представления, как можно помочь.
Григорий тронул девушку за плечо. Та обернулась, и стало видно, что висок и щека вымазаны кровью. Похоже, осколками стекла ей рассадило лицо.
– Помогите ему! – проговорила сквозь плач девчонка. – Помогите ему! Сереженька, потерпи, врачи приехали...
– Алька, займись ею, только быстро, – кивнул Гриша, а сам склонился над лежащим. Черепно-мозговая, сразу определил он. Если вылетел через лобовое стекло, значит, наверняка и подвывих позвонков. И плюс к этому – повреждение подключичной артерии, из которой натекла уже лужа крови. Один глаз был закрыт, второй чуть блестел из-под приподнятого века. Григорий посветил фонариком – зрачок дернулся.
– Ну, что там?! – продолжала всхлипывать девица, мешая Альке обрабатывать ее же ссадину. – Что,
