помоги мне, надо накормить постояльцев, их будет еще больше, ведь то землетрясение может оказаться не последним.
Аджетта оглядела кухню. У нее не было другого дома. Эта комната была всем ее миром с самого рождения. За свои четырнадцать лет она изучила каждый запах, каждое пятно на стенах, каждую паутину, свисавшую с потолка.
Она отлично помнила тот день, когда еще совсем ребенком обожгла руку о дверь печки. С той поры эта печь казалась ей черным чудовищем, которое притаилось в углу. Она поддерживала в ней огонь лучиной и плавуном, который вылавливала в Темзе, когда во время отлива искала в иле что-нибудь ценное вместе со своими друзьями. По вечерам Аджетта сидела возле бочки с горшками и водой, покрытой слоем жира. Ей казалась, что бочка похожа на увязший в иле корабль, который она однажды видела в Ротерхите. Неровные доски бочки выступали из воды, как обшивка того корабля, когда начинался прилив и его заполняла вода. Сидя в углу, Аджетта ждала, когда из норки выберутся крысы в поисках ужина. Тогда Бандит погонится за ними по грязному каменному полу, схватит их зубами и начнет бить о стену, как тряпичных кукол. Крысы подохнут, и он станет тыкаться в них носом, надеясь, что они оживут и можно будет снова играть в бесконечные догонялки.
Грубый голос отца оторвал Аджетту от воспоминаний:
— Ты видела книгу, о которой говорил Блейк? Она может оказаться очень ценной. Может, нам позаимствовать ее у Блейка?
— Он поймет, что это сделала я. И потом, я не знаю, где он ее прячет, — волнуясь, сказала Аджетта.
— Если все подстроить, и, когда мальчик-трубочист будет… — размышлял Кадмус вслух.
— Нет, надо продолжать делать то, что мы делаем, и забыть о книге, — отрезала Аджетта.
— Вышла из себя, девочка? Не хочешь больше помогать своему отцу? — Кадмус шагнул к ней с тесаком в руке.
Тут в дверь громко постучали. Кадмус Ламиан с силой воткнул тесак в стол. Дверь открылась, и на кухню медленно вошел Дагда Сарапук. Аджетта заметила, что его некогда красивая одежда стала еще более потрепанной, чем раньше. Длинный сюртук был в темных пятнах, а на локтях и воротнике пробивалась подкладка. Он был худее и выше отца, его дряблое, морщинистое лицо сильно загорело от нездешнего солнца и обветрилось.
— Мистер Ламиан, — сказал он тихо, почти прошептал. — Не могли бы вы сделать мне милость и поговорить со мной наедине?
Ламиан бросил на Аджетту взгляд, и она поняла, что ей надо побыстрее уйти из кухни. Аджетта повернулась и пошла к двери:
— Я присмотрю за постояльцами, отец. Может, им захочется, чтобы их повеселили.
Сарапук даже не пошевелился, чтобы дать ей пройти. Аджетта протиснулась мимо него, а он улыбнулся, заметив, что ей неловко.
— Какая красивая девушка! И так молода, — тихо сказал он, когда она ушла, зная, что Аджетта наверняка услышит его слова.
— Чем могу быть полезен, мистер Сарапук? — спросил Кадмус, предложив другу сесть за стол. Они сели вместе. Кадмус заметил, что белки Сарапука отливают красным в свете яркого пламени в камине, а в редкой седой бородке застряли крошки от галет.
— Я хочу рассказать о своем магазине, — прошептал Сарапук. — Я купил небольшой дом в Ситинг- лейн, недалеко от Гарт-стрит. Внизу магазин, а сверху жилые комнаты, так что к концу недели думаю туда переселиться. — Он ненадолго замолчал. — Но, конечно, от вашей чудесной еды я не собираюсь отказываться. Вы согласны мне ее приносить по вечерам в семь? — Он снова замолчал и обернулся на дверь, внимательно прислушиваясь. — Не могла бы мне ее приносить Аджетта? Мне почти не с кем поговорить, а она такая обаятельная, она внесет приятное разнообразие в жизнь старика.
— Все возможно… за определенную плату, конечно, — ответил Кадмус, улыбаясь. — А что вы собираетесь продавать в своем магазине? — спросил он, пытаясь узнать, не может ли он на этом как-то заработать.
— Я ничего не буду продавать, Кадмус, я буду лечить. Стану аптекарем и займусь лекарствами, зубами и простукиванием черепа. Меня очень интересует анатомия, но, к сожалению, в этом деле нечасто найдешь добровольцев.
— Для этого вам, должно быть, пришлось многому научиться, мистер Сарапук. Это все слишком сложно и высоко, не для таких, как я. — Кадмус попытался выказать интерес к новому делу Сарапука.
— Мы все иногда болеем — телом, разумом или духом. Когда придет время, я открою небольшую больницу — если, конечно, найду тех, кто будет достаточно заинтересован в том, чтобы сделать на этом деньги. — Сарапук посмотрел Кадмусу прямо в глаза. — За свою жизнь я совершил много ошибок, но на этот раз все будет по-другому. Всего сто фунтов, внесенных в мое дело, окупятся в несколько раз, однако людей, которые могли бы пойти на это, найти так же трудно, как трупы. — Сарапук стучал пальцем по столу, как будто отбивая какой-то странный ритм.
— Я знаю одного человека, который мог бы вам помочь, мистер Сарапук, — ответил Кадмус, проникаясь все большим интересом к затее друга. — Значит, сто фунтов… А где гарантия, что они окупятся?
— Я могу ответить только одно: умелый человек всегда найдет массу возможностей их окупить. — Сарапук поднял одну бровь и улыбнулся.
— Ради чего вы этим занялись, мистер Сарапук? Собираетесь заботиться о людях, открыть больницу. Во имя высоких идеалов? — Кадмус повернулся и наклонился к нему: — Вот я, например, пекусь о своей жене и ребенке. Я сразу чую хорошую сделку, и, пока моя семья сыта и довольна, я счастлив. А что заставляет вас делать это?
Сарапук снова огляделся. Он проверил, закрыта ли дверь, и прислушался. Кухня была залита красным светом от пламени в камине, на стенах ярко горели свечи. Сквозь крохотное окошко в дальней стене не проникало ни одного лучика с улицы. Непонятно было, день сейчас или ночь. Здесь не существовало времени. Толстые стены кухни вынесли мятежи, матросские бунты и чуму. А Великий пожар лишь закоптил их. Прежде чем отвечать, Сарапук ненадолго задумался, глубоко вдыхая горячий воздух.
— Мой дорогой друг, я объездил весь мир в поисках его тайн и загадок. Я был в Египте и в Персии, откопал развалины многих городов. Я искал не переставая, но предмет моего поиска сокрыт не в мире, а в глубинах человеческого тела. Я ищу то место, где прячется душа. — Сарапук крепко схватил Ламиана выше локтя и притянул к себе. — И я знаю, что буду первым, кто его найдет, а когда я отыщу его, то удержу человеческую душу на пороге смерти и докажу миру, что мы бессмертны. Вы только подумайте об этом, Кадмус. На что пойдут люди, чтобы посмотреть на душу, эту вечную субстанцию, которую поместили в стеклянную банку и выставили на обозрение публике за два шиллинга? Я стану богатым. Мы оба станем богатыми! — Сарапук засмеялся высоким, взволнованным смехом.
— Вы думаете, что это возможно? Что вы сможете это сделать? — спросил Кадмус, ему передалось волнение друга.
— Мой поиск похож на детскую мозаику — с каждым годом я нахожу по одному кусочку. И вот сейчас картинка почти готова. — Сарапук замолчал и с волнением огляделся. — Нельзя никому рассказывать об этом, нужно держать это в тайне. Власти могут заинтересоваться моими изысканиями, и тогда мне придется рассказать им, откуда взялись мои добровольцы.
— А добровольцы… Это мертвецы? — неохотно спросил Кадмус.
— Пока да, — спокойно ответил Сарапук. — Однако придет время, когда мне понадобится парочка таких, кто… как бы это выразиться… находится между жизнью и смертью. — Он снов а глубоко вздохнул. — Мне бы трупы посвежее. Некоторые из тех, что я купил, провисели слишком долго и, в определенном смысле, испортились.
Кадмус задумался, но потом сказал:
— Наверное, я смогу вам помочь. У меня есть друг, Джон Свифт, он работает тюремщиком в Ньюгейтской тюрьме. За небольшую плату он достанет то, что вам так нужно. Позавтракайте с постояльцами за мой счет. А сам я тем временем хорошенько обдумаю это дельце. Это самая необычная сделка в моей жизни, и мне бы хотелось, чтобы наше сотрудничество осталось в полной тайне. Не хочу,
