Пусть этот круг не разорвется…

Я кивнула. В ответ на это Стейси наклонился и чмокнул меня в лоб.

– Парень, ты здоров? Может, у тебя жар?

Стейси повернулся, чтобы идти в свою комнату, но на пороге оглянулся еще раз:

– Я в полном порядке, Кэсси. Помни, с ножом поосторожней, слышишь?

Я еще раз кивнула.

– А теперь возвращайся и закройся на задвижку.

– А ты вправду здоров?

– Вправду, вправду. Ну иди же, – сказал Стейси и не спускал с меня глаз, пока я не закрыла дверь.

Когда моя задвижка щелкнула, я услышала и как захлопнулась дверь Стейси. Зажав в руке перочинный ножик, я снова легла на свой соломенный тюфяк и успела полюбоваться подарком Стейси, прежде чем услышала, как идет Ба. Тогда я спрятала его под подушку. Я все еще не могла поверить, что Стейси на самом деле подарил его мне. Я еще долго ломала себе голову, все стараясь понять, почему он это сделал, и наконец решила: может, это очередной период в развитии Стейси? Ох, тогда пусть бы он тянулся подольше.

А утром мы обнаружили записку, написанную небрежным Стейсиным почерком:

Милая мама,

я знаю, никто меня все равно не поймет. Но я должен был уехать. Я нашел работу – восемь долларов в неделю. Но чтобы получить их, я вынужден был оставить вас. Уверен, мистер Моррисон один справится со всеми делами. Обо мне не беспокойтесь. Все будет в порядке.

Ваш сын

Стейси.

Передай всем от меня привет.

10

Пулеметная очередь застрочила из слов этой записки. Тишина упала на тускло освещенную кухню. Мы стояли в ночных рубашках, мы – это мама, Ба, Сузелла и я. Смотрели, не веря своим глазам, на клочок бумаги, который мама держала в руках. Словно могли изменить то, что в нем сказано. И во мне ключом забил страх. Ужас. Тошнотворный, жуткий страх, точь-в-точь какой я испытала в ночь, когда ранили папу и еще когда белые люди собрались линчевать Т. Дж. Этот страх снова нахлынул, накрыл меня с головой, вдребезги разбил мирное воскресное утро.

– Похоже, мама, он уже где-то далеко.

– Похоже, – согласилась Ба. И все же она не верила. – Ребенок он еще. Ну куда он мог уйти?

Под светом лампы было видно, как все краски сбежали с ее лица. А мама смотрела то на Ба, то на меня. И тоже не верила, я же видела. Больше всех нас не верила.

– Кэсси, ты что-нибудь знаешь? – В ее голосе звучала просьба, почти мольба. – Говорил тебе Стейси хоть что-нибудь об отъезде?

Я мотнула головой и отвернулась: не хотела, чтоб она увидела, что мне страшно.

– А тебе, Сузелла? Хоть что-нибудь?

Сузелла мучительно старалась вспомнить. Но в конце концов и она сказала – тоже ничего.

Открылась дверь из комнаты мальчиков, и, моргая на свет, оттуда появились Кристофер-Джон и Малыш.

– Утро доброе, – сказали они.

Мама ответила, а после спокойно заговорила с ними о Стейси.

– Ушел? – переспросил, ничегошеньки не поняв, Кристофер-Джон. – Куда? На пастбище с коровами?

– Нет. Он ушел на поиски работы. Он ушел из дому, и мы не знаем, где он.

– Не знаете! – воскликнул Малыш. – Как это так не знаете?

Глаза у Кристофера-Джона от страха сделались круглыми, но он постарался успокоить маму:

– А, ма, мы его враз найдем. Стейси… он где-нибудь рядом. Ты не волнуйся.

Взгляд мамы, обращенный к Кристоферу-Джону, смягчился, и мне на секунду показалось, она вот-вот заплачет. Но тут же, словно боясь выдать свои чувства, она построжала лицом, слезы исчезли.

– Кэсси, беги за мистером Моррисоном. Ну, живо! А всем прочим полезно будет одеться. Нам сегодня предстоит много дел.

Я выскочила в серую предрассветную муть. По лужайке, через сад.

– Мистер Моррисон! – кричала я на бегу. – Мистер Моррисон!

Дверь его обиталища открылась, и он, совершенно одетый, появился на пороге.

– Что случилось, Кэсси?

Добежав до порога, я обвила его руками.

– Стейси… мистер Моррисон! Он ушел!