Можно было прийти в себя, а затем и поразмыслить.
Вместе с джином Данилов проанализировал системный журнал — особенно записи, оставшиеся от подводной прогулки. Ихтиомутант, золотая, блин, рыбка, являлась источником сильно действующего модельного наркотика, который прилично долбанул по психике, особенно по задним долям мозга.
Коронованная рыбка плодотворно сотрудничала с суперминогой. Одна загоняет, другая дурь наводит. Хорошенькая смычка.
Можно было, конечно, валить это безобразие на диких нанит, которые давно отбились от всяких рук. Но диким наноботам не свойствен комплексный подход. Обычно они ограничиваются несколькими сильными, но мало соответствующими друг другу изменениями — хромосомку слизнут или закольцуют цепочку генов, или заактивируют участок генома, проспавший сто миллионов лет.
Из-за этого пострадавший просто окочурится. Или вдруг состарится в хлам. Или серьезно выпадает в осадок — начнет например обрастать шерстью, чешуей, рогами. И возвернется к первоначальному состоянию, лишь пройдя многомесячное компенсационное лечение у нанодокторов. Директор рыбозавода на такие шутки само собой не решился бы.
На рыбозаводе явно действует мафия и ее специально запрограммированные наноботы-интеллекулы. Не для шуток — для бизнеса.
К куртке прилипла чешуйка, оставшаяся от миноги, той самой, что довольно успешно охотилась на него. Уже поверхностный анализ ДНК и белков показал, что эта суперминога просто машина для убийства. И машина эта была сделана из рыбки длиной в десять сантиметров, некогда занимавшейся мирным трупоедством под донной решеткой, куда падали всякие останки.
Интеллекульная диверсия была хорошо спланирована — причем этим занимался какой-то мощный наркоделец.
Одни рыбешки производили наркотики, другие охраняли «производство» от незапланированных гостей. Сами работники рыбозавода, видимо, старались не лазать в глубокие места. Хотя вполне могли быть подельниками-соучастниками.
Не забыл особист Данилов и женщин с именами Кац и Блюм. Кац действительно вытащила его из отстойника, где копилась всякая гниль и куда он провалился, после того как потерял сознание. Там либо минога прикончила бы его, либо доканала бы нехватка кислорода. Но помощь подоспела вовремя. Можно даже сказать — подозрительно вовремя. Как именно Кац прикончила миногу, Данилов мог только догадываться. А может и не прикончила вовсе, а договорилась с ней полюбовно. Шутка, конечно.
Надо бы допросить работниц. Или поручить это дело местному следователю из Службы Общественного Здоровья. Но на первое мероприятие — времени в обрез, а второе… следователи разные бывают. Может, и так случится, что Данилов посадит людей, которые спасли ему жизнь… Конечно, это мягкотелость, которая может потом боком выйти.
В любом случае в омут его заманил коварный враг. Анпилин-падла. Анпилин знал, что там творится. А поскольку даже у самых близких друзей-гангстеров не принято выдавать тайны своих угодий, то с вероятностью 90 % — это был личный участок Анпилина-Кебапче.
И, кстати, изготовитель наноботов-интеллекул тоже угадывается. Данилов открыл ближайший вход решетки спецсвязи и пролетел по милицейским базам данных. Чешуйка имела как бы фирменное клеймо — методику генной модификации. Именно такой пользовалось несколько левых ученых из закрытых зон «Земля-12», «Мичуринск», «Кибальчич» и «Мирный», что на Меркурии. Список пока что был слишком широк.
Через кого из них можно выйти на Анпилина? Ладно, додумаем по дороге, сейчас лучше податься в космопорт и проверить записи, оставшиеся от пассажиров за сегодняшний день. Возможно, Анпилин- Кебапче снова наследил.
Данилов стал отпирать ту дверь, через которую попал на грибную плантацию. И на этот раз неудачно. Как будто кто-то снаружи повесил простой амбарный замок.
Надо было искать другие выходы. Джин мигом проложил маршрут на карте «Шанхая-44» и заодно, перед глазами, в оптическом окне, возникла голубая путеводная нить. Надо пересечь грибную и капустную плантации, а дальше уже цех по переработке овощей, из которого прямая движущаяся дорожка в космопорт.
В темный отсек, где выращивались шампиньоны, как раз сбрасывался ил, оставшийся от карпов. Плантация, где имелось только инфракрасное освещение, напоминал преисподнюю — конечно, в понимании всяких отсталых греков и римлян. Огромные грибы самых причудливых, но почему-то всегда кошмарных форм всасывали остатки жизни, сохранившиеся в иле. По грибам ползали плоские черви, которые слизывали с грибов катаболическую слизь. Грибы не отказывались шамать мертвых червей. Черви грызли умирающие грибы. Их ротовые отверстия противно пытались присосаться к коже Данилова. Их холодные морщинистые тела не раз скользили по его голой щеке или шее.
В капустной оранжерее было куда приятнее. Идеальные параллельные ряды с благоухающими кочанами цветной капусты, сильно облагороженой протеинами и витаминами. Каждый кочан метр-двадцать в диаметре. Почему-то вспомнились параллельные процессоры транскомпьютеров. Ласковый «солнечный» свет лился из панелей где-то с трехсотметровой высоты. Даже шмели летали, здоровые как воробьи, но безобидные. Серебристо-голубое небо и серебристо-голубая вогнутая земля. Небо и земля были, конечно, лишь впечатлением, иллюзией, но удачной, потому что в наиболее удаленных от наблюдателя Данилова местах серебристость пропадала, оставляя лишь насыщенную желтизну.
И вдруг засигналил недремлющий инфосканер, следом подключился и органический сканер.
Обнаружились следы Анпилина!
Его сальные выделения были замечены там и сям, на кочанах, прыскалках, трубах. Экспресс-анализ ДНК дал идеальное совпадение с данными, хранящимися в досье Особого Отдела. Может, Анпилин еще недалеко, может, прячется где-то на грядках или в баках с компостом. Сидит, понимаешь, по шею в дерьме. Вот удача так удача.
Данилов, осторожно пробираясь среди кочанов в две трети человеческого роста, следил одновременно за «живой» картинкой в оптическом окне, за окнами инфосканера, психофейса и органосканера.
Двадцать, тридцать шагов, паутинка на экране инфосканера стала усложняться, но потом ее сбила волна помех. В оранжерее что-то сильно фонило.
Данилов остановился и попытался сосредоточиться.
Именно потому, что внимание рассеивалось. Вернее несущественные детали перли на передний план, а существенные ускользали. Стала жутко интересными форма капустного кочана, прожилки на листе. На кой все это? Надо сосредоточиться на главном, но он уже забыл, что важно, а что нет.
Впечатление такое, будто кто-то помешивает ложкой в его голове. Так бывает после хорошей дозы опиатов. Однажды его обкурили в закрытой зоне «Кибальчич», и сейчас было что-то вроде этого. Память не слушается его, изливает все, что захочет, мысли не стыкаются друг с другом, все пофиг. Кто он, чего ему надо? Дурнота, дурь перекатная, мысли разбегаются, несмотря на то, что джин усердно впрыскивает габергик в передний мозг, что должно привести нейронные цепи в рабочее состояние. По идее.
Изменились альфа и дельта-ритмы. Замедлилось сердцебиение. На лбу выступил холодный липкий пот. А если он сейчас начнет помирать? Сейчас, когда ему почему-то трудно верить в капсулу Фрая.
Цилиндр капустной плантации как будто сжимается, его фальшивые земля и небо сходятся между собой, заставляя особиста сгибать колени и наклонять голову. Все больше ощущается сдавливание сверху и снизу, и Данилов, поддаваясь ему, распространяется вширь; его голова, налившаяся тяжестью, уже на уровне капусты, уже лежит на грядке, такая же беспомощная, как и остальные кочаны. Почему голова обзывается кочаном? Почему в немецком это просто одно слово? Kopf.
Голова смахивала на кочан. Кочаны — на головы знакомых и незнакомых людей.
Теперь когда собственная голова почти не варила, словно тут и там в нее были вставлены пробки- затычки, органосканер наконец определил, что эта капуста не только протеиновая. Она — вычисляющая, запоминающая и даже думающая. Черт тебя раздери, ни на какой план-карте не значится, что здесь расположена киберорганическая, накопительно-вычислительная система. Про думающую капусту особист Данилов до сих пор даже и не слыхал. Вот про садки с головоногими моллюсками, используемые как высокоэффективные нейронные сети, известно всем особистам. И октябрятам тоже.
