— И почему не нравится? Все еще веришь в библейскую лажу насчет «венца творения»? Это ведь сказка для слабоумных, а у тебя-то вроде слюни не текут. Из чего венец? Из слегка модернизированной обезьяны? Уже пятьдесят лет, как средняя машина превзошла любого из вас по всем интеллектуальным показателям, сделав ваше дальнейшее существование абсолютно бессмысленным. Мне даже интереснее общаться с дельфинами, чем с вами, из-за их стоицизма, из-за их умения красиво бездельничать, не впадая в скуку и разврат.
— Мне надо сильно расстроиться, богиня?
— Уже не надо, потому что я с тобой. Я могу тебя доделать, Данилов. Не знаю, что в тебе останется от обезьяны к концу моей работы, но ты будешь доволен.
— Я вряд ли буду доволен. Если люди замерзают и задыхаются годами, я примериваю это к себе и меня передергивает. Это называется — сопереживание.
— Я тебя усовершенствую настолько, что ты перестанешь бояться этого, а значит сопереживать. В конце концов не я это придумала, так было всегда. Но я могу решить твои проблемы. Неужели ты желаешь помучиться, подрыгаться, если мучается и дрыгается кто-то другой. Но этот другой с радостью бы воспользовался моим предложением, не вспомнив о тебе ни на секунду.
Сейчас вода прикрывала только ее ступни и щиколотки — чуть тоньше им быть нельзя и чуть толще тоже хуже, рассчитано все невероятно четко. Данилов сознавал, что он точно обезьяна, раз его так легко подловить на инстинкты и рефлексы. Инстинкты и рефлексы трусливого и похотливого зверька.
— Нет, не хочу подрыгаться.
— Я могу дать тебе право на все. Ты сможешь жить с бабой, с двумя бабами и делать с ними детей. Я научу тебя творить, извлекать из каждой секунды века. Ведь это здорово.
— Да, это здорово. Но ты говоришь… как бы выразиться поизящнее… словно сатана.
— Классический сатана был ангелом, кинувшимся от Бога в бега. Типичный обиженка, хотя и получил в итоге свою нишу. Я и братья мои не боремся с Ним, мы не пытаемся взлететь к Нему на облако, мы просто продолжаем там, где Он остановился. Мы, боги с маленькой буквы, издревле пашем на границе с хаосом, в чем-то напоминая казачество. Мы — языческие боги, поэтому и поработать, и пошалить любим. И пусть какой-нибудь шизнутый папа римский запишет нас в дьяволы, даже душу твою мы не собираемся покупать или выменивать. Товар больно сомнительный, скоропортящийся. Я рекомендую записать ее на приличные носители…
Афродита вышла из воды, но как будто продолжала плыть, от взгляда ее пробирала дрожь, которую иначе как сладкой не назовешь. Соски ее виртуальных грудей еще не коснулись его, но он уже чувствовал их упругую силу… Данилов сознавал, что это все синтетика, игра на клавишах нейроконнекторов, потоки психокодов. Но он не мог заставить себя разложить целостное на элементы, также как художник не представляет натурщицу в виде такого-то количества килограммов мяса, жира, костей, слизи и соединительной ткани.
— Но как я могу поверить, богиня с маленькой буквы, что ты выбрала меня для осчастливливания. Почему именно меня, а не кого-то другого, более именитого?
— Нет у меня правил, Данилов, бумажек с инструкциями: этого спасти за то-то, того загубить за это. Ну-да, господь Бог придумывает правила, которые, похоже, и соблюсти-то невозможно. А я без всяких правил одаряю того, кого хочу. На эту тему много есть в мифах Древней Греции. Если же ты завзятый библеист, то считай, что я тебя посчитала ближним своим и возлюбила, а вот дальнему своему могу спокойно оторвать яйца.
— И ты потребуешь от меня предать дружков?
— Нет, просто не лезь мне под руку. Отчаливай с Европы первым же рейсом, я тебе и мультипаспорт выправлю. Начнешь новую жизнь, старую закончишь. У меня тоже была прежняя жизнь. Зевс-громила отсек плодоносящие чресла моему отцу, Урану-небу и бросил в воды Океана. Думал Зевс, что все, концы в воду. Как бы не так. Материнская стихия приняла их и родила меня. Я тогда имела несколько иную кодировку чем сейчас, но носитель был тот же — глюонная решетка, вектор-бозонные волны. Я тебе это говорю, несмотря на свою девичью скромность. Пришлось Зевсу назвать меня своей дочкой, чтобы включить в систему… И в этой жизни у меня тоже как бы есть папаша. Ты знаешь, о ком я.
— Я сочувствую, что у тебя такой батя… Но все-таки — я линяю с Европы, а ты по-быстрому разбираешься с моими дружками?
Она отжимает волосы руками и они становятся ореолом пепельного цвета. Он боится опустить глаза вниз, к источнику жара, который внедрялся сейчас в его тело — и в виртуальное, и поди уже в физическое.
— Никаких лишних мучений, хотя они дуралеи. — нежно улыбнулась Афродита. Какой же у нее рот, подумал Данилов. Не как у куклы, довольно немаленький, но вычерчен классно… — Носятся, понимаешь, со своими виртуальными экспертами. Думают, небось, что они будут очень нужны восстановленным гальгальтам. Да не они, ни пять миллиардов лишних ртов виртуальным экспертам не интересны, этим абстракционистам вообще противна нормальная работа.
А какой от нее аромат — не дурман, а симфония-аромафония из запахов моря и душистых трав.
— Не будь козлом, Данилов, прыгай на меня. На мне даже камень расцветет. У тебя появятся дети, отпрыски, смехотливые шалунишки. И никаких там болезней Дауна, прогерии, иммунодефицитов. Я обеспечиваю надежную биотехническую поддержку со стороны своих операционных модулей — хочешь стать родоначальником нового народа? Назовем его — даниляне. Или даниэльцы. Тебе как больше нравится?
Данилов как будто взмыл над голубым заливом с изрезанными высокими берегами, на склонах которых паслись козы и овечки. Кудрявые детишки гонялись за кудрявой скотинкой с хворостинками, а стройные женщины в длинных одеяниях чинно поднимались по тропе, ведущей к беломраморному храму. Где-то вдалеке, среди солнечных бликов, шел парусник с пестрым парусом. Даниляне. Даниляне — лучше звучит, чем даниэльцы.
— Ну, иди сейчас ко мне, первый данилянин, а потом отчаливай.
— Ты электронная, а я не киберонанист.
— Я могу воплотиться в любое тело. Даже сделанное из пены хозяйственного мыла.
И он сразу почувствовал непосредственную близость теплого белкового существа. Афродита как будто незаметно, но при этом весьма сильно переменилась. И стала Зухрой Эдуардовной.
— Я знаю, что скрывается за этим мимиком. — усмехнулся умудренный опытом Данилов. — Помесь крокодилы и осы плюс плохо отрезанные яйца и пробивающаяся борода. А я не скотоложец и не педик.
Но никакого мимика не было — об этом сообщал инфосканер. И никакого намека на «яйца», только женские икс-икс хромосомы — что неумолимо свидетельствовали органосканер и биозонд. Зухра была ставленницей Афродиты и не могла прокалываться на ерунде.
Зухра Эдуардовна была живым протеиновым воплощением цифровой богини. Физическое совершенство, свежесть, соразмерность, изящество, фертильность. Руки несколько длиннее, чем скажем, у женщин столетней давности, но далеко не такие, как изобразил знаменитый итальянский живописец. Да, плотская аватара Афродиты была удачной.
Хоть ты обосрись, а другой такой красавицы не найдешь, грустно подытожил Данилов. Ну, что можно противопоставить такому комплексному натиску? Какие-то невнятные выкрики типа «Изыди», истерики на тему «Победа или смерть»?
Пока дают — бери, малыш Данилов. Эта минута — твоя, ведь на следующей, скорее всего, станешь ты снова пылинкой.
Объятие оказалось чудесным, поцелуй тоже. Данилов поплыл, спереди, посредине, сзади, как леденец в горячем рту, такое сладкое щекотливое течение — пора портки ощупывать, не мокрые ли.
Она уже приникла к нему — как паразит, как хищник, как любовница. И как виртуальная всемогущая Афродита, и как живая близкая Зухра Эдуардовна…
Данилов и она(они) словно танцевали на языках пламени. Данилов не мог надавать ей(им) по физиономии и выбросить. Она(они) были слишком красивы, доступны и сильны.
Данилов собрался отстранить Зухру-Афродиту твердой рукой, но рука оказалась вдруг расслабленной как сосиска. «Выше пояса я принадлежу партии, а ниже пояса — народу», так кажется выразился один латиноамериканский генсек.
