А Шрагину надо было поскорее попасть в бункер для мусора.
Наверное, виртуальные стрелочки, видимые только ему одному, рано или поздно вывели бы его к цели, но в пультовой уже сидели враги.
Они уловили траекторию Шрагина, и путь вниз по трапу оказался перекрыт резко опустившейся решеткой.
Тогда Шрагин резво поднялся на один лестничный пролет и пробежал по длинному коридору, рассчитывая в конце его попасть на другую лестницу.
Но оказался в производственном помещении.
Здесь главное место занимал бассейн, или, может быть, большая ванная. Ванная была заполнена маслянистой и тяжелой на вид жидкостью. Купаться в ней живым людям явно было противопоказано. Шрагин понял, что ванная залита по самые борта знаменитым поликонсервантом Энгельманна, тем самым, который проникает в человеческие ткани на любую глубину и заменяет там жир и воду на стабильный пластик.
С одного из бортов в глубину ванной уходило что-то вроде эскалатора. Только вместо ступенек у него были ковши, заряженные биоматериалом – ломтями человеческого торса.
Наша цель – человек, мог бы с гордостью сказать Энгельманн. Прошли те времена, когда к телу человека относились абы как, как к дешевому удобрению в лучшем случае.
«Наша цель человек», – сказал Энгельманн.
Шрагин вовремя обернулся. На него смотрели руководитель музея-могилы и рослый беловолосый охранник в черном, типичный эсэсман с виду. Сам же Энгельманн был облачен в какую-то кимоно-пижаму, как будто только что вскочил с ложа. В крепкой руке рослый ариец держал «смит-вессон», ствол сорок четвертого калибра пристально смотрел на нарушителя.
– Что там у вас в кармане?– спросил Энгельманн. – Эй, выкладывайте немедленно, только осторожно.
– Да-да, пожалуйста. – Шрагин немножко расстегнул свой гидрокостюм, вытащил мультиноситель и помахал им в воздухе.
– Теперь медленно положите этот прибор на ближайший стол и сделайте шаг назад, – распорядился Энгельманн.
Все ясно. Энгельманн беспокоится о ценной вещи. Ее нельзя ронять. Если ее заденет пуля – еще хуже. А вот когда музейный вор аккуратно положит мультиноситель на стол и сделает шаг назад, ариец выстрелит.
– До свидания. – Левая рука Шрагина, сжимающая мультиноситель, направилась в сторону стола, а правая стала подниматься как бы в прощальном жесте.
Эластика будущих событий уже потащила Шрагина по единственной спасительной траектории, но и проворный ум Энгельманна мигом все уловил.
– Стреляй, – зашипел он, как королевская кобра, охраннику.
Однако эсэсман уже нетвердо почувствовал себя на ногах из-за внезапной занозы. Вряд ли он даже понял, что у него в горле застряла ядовитая игла.
Палец Шрагина «укусил» его столь быстро, потому что модернизированный игломет системы Ваджрасаттвы нуждался только в мысленном приказе, так сказать, небольшом мыслеусилии.
Охранник качнулся вперед. Шрагин, положив драгоценную коробочку на стол, резко присел и, крутанувшись по полу, подсек беловолосого под коленки. Потом вывернул пистолет из ослабевших рук рухнувшего арийца и окончательно отключил его тычком рукоятки в висок. Однако победы не получилось. Мощный удар опрокинул Шрагина на пол, отлетел в угол и пистолет.
Энгельманн стоял над поверженным Шрагиным в отчетливо кунфуистской позе и готовился нанести следующий удар. На длинном тонком пальце выделялось эсэсовское кольцо с «гибор»-руной.
– Школа змеи, мой друг, очень изящная школа, ее так любили китайские женщины из знатных семейств, – прокомментировал случившееся директор музея-могилы.
Шрагин хотел чуть приподняться, опереться на локоть и снова выстрелить своим «пальцем», но нога опытного кунфуиста опять припечатала его. Разваленный об пол затылок обрушил на Шрагина прибойные волны дурноты. Сквозь мутную пелену он видел, как Энгельманн наносит кроящий удар острым хирургическим инструментом типа большого скальпеля. Разделяемая живая ткань брызнула болью, вместе с двумя протезами отлетел и живой палец…
Энгельманн снова поднимает свой нож для разделки трупов… оставшимися пальцами не заслониться, только на пару секунд продлить боль… на красивом девичьем лице хирурга гримаса сосредоточенности… такой у девушек не бывает… чужая высшая раса, не заурядный потрошитель, а вершитель…
Нож ненадолго задержался в верхней точке, давая возможность господину вершителю немного покуражиться.
– До свиданья, друг мой, до свиданья… Я тоже знаю несколько красивых слов на твоем языке. Ты удивляешься, почему я тебе не предлагаю какую-нибудь разновидность пощады, хоть ты и талантливый программист? Потому что ты ненадежный. Я найду себе других программистов.
Разделочный нож не опустился… какая-то тень разорвала стежку неизбежных событий.
Разъяренный Энгельманн атаковал эту тень, решительно подстригая быстрыми ногами воздух – раз, другой, третий. Однако тень подловила его и вломила в челюсть. От души. Сильный, но легкий Энгельманн полетел в свою собственную ванную.
Жидкость тяжело брызнула, принимая тело, которое легло на спину.
Видимо, Энгельманн стукнулся головой о дно и сразу захлебнулся, пустив несколько медленных пузырей. Через несколько секунд его мертвое лицо показалось из жидкости. Поликонсервант начал немедленно сохранять господина Энгельманна для вечности.
Глянцевый король мертвых выглядывал из ванной, как из потустороннего мира. Кимоно разошлось в стороны, и стал виден странный узор из шрамов на его теле – следы кройки и шитья. Голова красивой европейской женщины была приделана к жилистому желтоватому телу азиата.
Кем же вы были, господин Энгельманн?
А спасительная тень сдернула вязаную шапочку и оказалась… Виртуэллой… Шрагину понадобилось несколько секунд, чтобы осознать ошибку. Это – Вика Каширская.
– Сюрприз, – хохотнула белобрысая красотка.
Конечно, Вика не из числа нормальных женщин – глупых и слабых, но тут она, пожалуй, зашла слишком далеко.
– Что-то мне не по себе… наверное, переел дерьма, – сказал Шрагин. – Мультиноситель там, на столе, возьми. Это тебе подарок. Его надо поскорее в холодильник. В течение сорока восьми часов эта штука должна оказаться в специальном хранилище питерского института имени Энгельгардта.
– А что это?
– Мультиноситель, вирусные вектора, которые действовали на твою Аньку.
От чувства победы рвотные позывы и боль не стали слабее. Ему хотелось уйти от них в сон.
– Ну все, Вика, на сегодня с меня хватит. Спокойной ночи.
– Во сне некоторые люди любят летать. Так что цепляйся, – предложила в ответ Виктория.
Шрагин снова удивился силе ее рук, когда она сдернула его с места и потащила в коридор, а потом по трапу вверх. Просто тягач какой-то, трактор с хрустальными глазами. На крыше, вернее на платформе, соединяющей сверху две пирамидальные вершины музея, их ждал дельтамотоплан. А разместившись кругом около музея, их ждали полицейские.
– Но здесь только одно сиденье, Вика. И оно вовсе не похоже на скамейку в парке.
– И, более того, оно мое. Но ты, Шрагин, как все порядочные зайцы, можешь проехаться бесплатно на подножке.
«Порядочный заяц» угнездился в люльке за спиной летчицы, и хотя дельтамотоплан стал напоминать помесь верблюда и пегаса, он все же оторвался от платформы.
Верблюдопегас, надрывно гудя, преодолел сверху кольцо из люксембургских полицейских и пожарников – практически мирных людей, не обладающих тяжелым вооружением типа зениток.
Керосина движку хватило на двадцать минут. Больше и не требовалось. Летательное устройство спланировало на лужайку, где кто-то бегал с фонариком. Через минуту Сережа познакомился с пожилым
