ему помог размножиться, и вы квиты. Да только иногда у червяги наблюдается особая и чрезвычайно своеобразная форма полового процесса — конъюгация: это когда половое ядро пытается вжиться в организм человека.
То есть, введенное ядро остается в недоразвитом состоянии и проникает через стенку желудка в кровеносный канал. Затем попадает в мозг, захватывает генетический материал нервных клеток и принимается производить псевдомозговую ткань. И мало того, что голова начинает шалить; зараженный человек в итоге давай воображать себя червягой, начинает зарываться в песок, не выносит открытых пространств, предпочитает анальный секс всем прочим и любит биться головой об стену. При этом он доживает до старости, умирает почти естественной смертью, только из ушей у покойника (может быть даже высокопоставленного чина) выползает червивая каша. На торжественных похоронах сраму не оберешься.
Впрочем, в девяноста процентов случаев новорожденная червяга без выкрутас покидает человека- акцептора. Малышку надо потом отыскать, хоть она и источает цианид калия, сунуть в титановый тубус и кинуть в специальный мусорный шлюз, который перенесет ее в естественные условия — уничтожать лучами и плазмой слишком накладно. Кстати, некоторые тонкие любители выращивают червяг. Червяговоды, живописуя чудесные свойства своих любимцев, уверяют, что те чутки к психическому состоянию хозяина и своими биополем вседва поднимут упавшее настроение.
А еще шуршали всю ночь возле моей головы (но уже с этой стороны стены) марсианские тараканы. Вернее, они — наши, земные, но завезенные на красную планету в целях производства дешевых мясопродуктов. С ферм компании «Юнайтед Кокрич» оголодавшие твари попали на частные квартиры, а оттуда уже разбежались и разлетелись — у многих ведь звероводов-марсиан руки из попы растут. На Марсе тараканы не столько продукты грызут, сколько пластики и полупроводники, и ухитряются выживать даже в разгерметизированных помещениях. Правда, размером они стали поменьше, а кутикулой потверже, чем на материнской планете — за счет металлорганики.
— Ты чем занят, в носу ковыряешь? — накинулся я на «домового» <прим. кибероболочка квартиры.>- Не мог что ли попрыскать чем-нибудь на них?
— Во-первых, доброе утро, нечего кричать на меня как рабовладелец. А кабы ты, начальник, окочурился вместо тараканов? Они же, можно сказать, по тебе ползали.
— Слушай, домовой, надоели мне твои отпирательства. У меня одеяло квазиживое, осмотическое, с элементами разумности, как-нибудь защитило бы и от яда, и от вони.
— Вот именно, с элементами разумности. И с большим количеством неразумности. — не унималась кибероболочка.
Домовой, которого я иногда именую лешим — есть порождение моей личности, так что жаловаться на него особенно нечего. Я сам виноват в этих бесконечных препирательствах, выкобениваниях, нервозностях. С другой стороны, он мне через биоинтерфейс Анима в зрительный центр мозга самые лучшие мультики передает — причем совершенно бесплатно; где он их только берет, пират несносный.
— Кто мне звонил, леший?
— Соня на связь выходила. Я сказал ей, что вы дрыхнете после пьянки.
«Скотина», — это я мысленно произнес, но домовой все равно уловил, у интерфейса Анима весьма чувствительные нейроконнекторы.
— Это не я скотина, а вы, сударь. Нет, чтобы взять своего родного ребенка и слетать с ним на пикник с экскурсией куда-нибудь в долину Маринер, где некогда вырвалась из-под земли грозная марсианская вода. Я думаю, мать ребенка тоже бы не отказалась составить компанию. Глядишь и семья бы оформилась образцовая.
Издевается, какая тут семья? Соньке — семь лет. То есть, семь лет назад мне сообщили из южномарсианского инкубатора «Тритонушка», что наконец был использован мой запас замороженных живчиков. А могли и не сообщить. На использование спермулек согласие не требуется, и донорство у нас для «социально слабых» единственный способ заработать на мелкие радости жизни. Помню, получил я повестку в армию, пришел я с компанией таких же призывников в фирму «ООО Спуск», которая купила лицензию на прием спермы от населения, хотели заработать на выпить и к девкам сходить. Ну и слышу голос робота: «Ф123, пройдите в кабинку. В вашем распоряжении три минуты». А стены там серые, через голоэкраны какой-то ветеринарный фильм крутят насчет увеличения продукции инкубаторов…поблизости ни одной секретарши в мини. Так сказать, себестоимости минимум. Хорошо, что один один слесарюга притащил щепоть порноинтерфейса, который съел и сразу окружает компания гурий. Сдали, вышли — и к даже к девкам не понадобилось, зато накачались по полной программе.
Не ожидал я, что спустя несколько лет это мероприятие аукнется. В отличие от мужиков дамы сами должны выражать согласие на использование в инкубаторах своих яйцеклеток. Так вот «моя» баба не только согласие дала, но еще известила меня через Службу Репродукции о славном результате давнего деяния. Я со «своей» мадамой редко вижусь, она — важная шишка в службе «Алеф» Технокома, сто второй ранг, да и по жизни у нее совсем другой мужик в хахелях ходит. А вот Сонька у меня лучший кореш. У нее только первый ранг технической касты и многие воспитательные программы не совсем понимают, как это у малька может быть настоящий папа. Но в таких случаях я натравливаю на них своего домового, и он мигом все объясняет.
Сегодня не придется с Сонькой слетать по пневмотрубе в Зоодом, где говорящие зверушки-мутанты, вроде Кота в Сапогах, потешают детвору. У меня внеочередная смена — а работаю я на помпе о десяти шлангах, которая канализацию или водопровод прочищает. Хотя в армии был бортмехаником…
Кажется, пол заметно тряхнуло. Сильных марсотрясений в округе Тарсис не бывает, поскольку здесь тектоника слабая, вулканы давно потухшие, хотя вследствие электрохимических и эрозионных процессов некоторые грунтовые слои могут оседать. Но этого нам боятся не стоит, потому что весь дом-колодец — единый гибкий стержень, засаженный в грунт.
И тем не менее трясет сильно и даже такое ощущение имеется, будто весь дом проваливается вниз — у меня ведь немалый летный стаж, и к инерционным воздействиям я весьма чуток. А способность воспринимать электромагнитные поля заложена в меня согласно генетической карте нашей касты «техно».
Нет, мы точно проваливаемся.
— Что ты об этом думаешь, домовой? Марсотрясение?
— Я покамест располагаю той же информацией, что и ты, Фома. Сейсмическая служба молчит, система конструкционной безопасности зафиксировала весьма умеренные колебания почвы.
Вседва эти киберы утешают и успокаивают до того последнего момента, когда уже поздно мельтешить и через секунду наступит вечный покой.
— А по-моему мы проваливаемся, домовой, несмотря на все радостные сообщения. Так что надо выбираться.
— Погоди, погоди, хозяин, я скопирую все свои последние модификации на твой кристалл памяти. Погибать так вместе.
Он ведь тоже дрейфит, как и любая порядочная программа с интеллектом.
Накопитель, диффузно имплантированный в мою руку и имеющий емкость в десять ментобайт, считал последнюю версию кибероболочки «домовой», после чего я резво стал бросать в вещмешок самые необходимые вещи: персонкарту, инфопластины, послушный пластилин, способный принять любую форму, комбинезон из квазиживого пластика, статуэтку бегущей девушки — едва ее догнал, пищевую нанофабрику, делающую шоколадки даже из дерьма, всеволновой мобильник на урановых батарейках, запасные трусы памперсного типа, самомоющее мыло, брадогрыза и мочалку-грязеедку. Подскочил к лифту — ан нет, заблокировано. Ринулся к аварийной пневмотрубе — еле кашляет. А дом-то проваливается, я это и нутром и рецепторами чувствую — хотя система безопасности не признается.
Остается только пешком по трапу. Я выбежал из дверей своей квартиры и чуть ли не на голову мне упали обломки трапа вместе с кабинкой лифта. Значит, последний парад наступает — все пути отрезаны. Есть ли варианты? Ну разве что впрямую вознестись на небо. Выходит, приговором судьбы-индейки суждено мне упасть в какую-то черную дыру, доселе неизвестную академической науке… Нет, все-таки надо еще повоевать, по крайней мере голова будет занята делом, а не просмотром предсмертных ужасов. Потом
