type='note'>[15]), с теми настроениями Пушкина, которые сошлись в одно в гениальной «Русалке». Стихотворение «Накануне годовщины 4 августа 1864 года» (день смерти Денисьевой) все целиком — призыв к мертвой, запоздалое раскаяние в грехах перед нею. Оно — своеобразная молитва, светская, со скептическими для молитвы несветской словами: «где б души ни витали» (молящийся не знает, куда уходят души мертвых). Молитва обращена не к богу, но к человеку, к тени его: «Вот Тот мир, где жили мы с тобою, Ангел мой, ты слышишь ли меня?» Здесь впервые в этом цикле стихов появилось слово «мы», — при жизни Денисьевой насущного этого слова не было, и потому оба они так жестоко пострадали.
Через четыре года после кончины Денисьевой написаны стихи:
Опять стою я над Невой, И снова, как в былые годы, Смотрю и я, как бы живой, На эти дремлющие воды. «Как бы живой», — Тютчев говорит здесь о последующем так, чтобы угадывалось предшествующее ему. Денисьева умерла, но Тютчев и о себе говорит как об умершем тогда же: жизнь его с тех пор стала условностью. Последняя строфа — воспоминание:
Во сне ль всё это снится мне, Или гляжу я в самом деле, На что при этой же луне С тобой живые мы глядели? Снова столь запоздавшее и столь необходимое им обоим «мы», и снова о единой жизни, которой были живы оба и которую нельзя было делить: половина — одному, половина — другому.
Тютчев в стихотворениях, посвященных Денисьевой, отслужил этой женщине, вместе с тем отслужил идеям и настроениям новых людей, появившихся в России. До конца жизни верный направлению, принятому им в поэзии еще в 20-х и 30-х годах, он нашел, однако, собственную связь с русской литературой последующих десятилетий, а нераздельно с нею — и с демократической общественностью, с ее убеждениями, с ее новой моралью, по временам и с ее эстетикой.
Н. Берковский
Уже великое небесное светило, Лиюще с высоты обилие и свет, Начертанным путем годичный круг свершило И в ново поприще в величии грядет! — И се! Одеянный блистательной зарею, Пронзив эфирных стран белеющийся свод, Слетает с урной роковою Младый сын Солнца — Новый год!.. Предшественник его с лица земли сокрылся, И по течению вратящихся времен, Как капля в океан, он в вечность погрузился! Сей год равно пройдет!.. Устав небес священ… О Время! Вечности подвижное зерцало! — Всё рушится, падет под дланию твоей!.. Сокрыт предел твой и начало От слабых смертного очей!.. Века рождаются и исчезают снова, Одно столетие стирается другим; Что может избежать от гнева Крона* злого? Что может устоять пред грозным богом сим? Пустынный ветр свистит в руинах Вавилона! Стадятся звери там, где процветал Мемфис*! И вкруг развалин Илиона* Колючи терны обвились!.. А ты, сын роскоши! о смертный сладострастный, Беспечна жизнь твоя средь праздности и нег Спокойно катится!.. Но ты забыл, несчастный: Мы все должны узреть Коцита* грозный брег!.. Возвышенный твой сан, льстецы твои и злато От смерти не спасут! Ужель ты не видал, Сколь часто гром огнекрылатый Разит чело высоких скал?.. И ты еще дерзнул своей рукою жадной Отъять насущный хлеб у вдов и у сирот; Изгнать из родины семейство безотрадно!.. Слепец! Стезя богатств к погибели ведет!.. Разверзлась пред тобой подземная обитель! О жертва Тартара! о жертва евменид, Блеск пышности твоей, грабитель! Богинь сих грозных не пленит!.. Там вечно будешь зреть секиру изощренну, На тонком волоске висящу над главой; Покроет плоть твою, всю в язвах изможденну, Не ткани пурпурны — червей кипящий рой!.. Возложишь не на одр растерзанные члены, Где б неге льстил твоей приятный мягкий пух, Но нет — на жупел
