(Герцен. Т. 7. С. 308).
…проявляемого к нам в Европе недоброжелательства… — См. коммент. к ‹Письму русского› (с. 224–228), ст. «Россия и Германия» (с. 255–265, 283–286), трактату «Россия и Запад» (с. 450–451).
…«Россия занимает огромное место в мире, и тем не менее она представляет собою лишь материальную силу»… — А. С. Хомяков в ст. «Мнение иностранцев о России» писал: «Недоброжелательство к нам других народов, очевидно, основывается на двух причинах: на глубоком сознании различия во всех началах духовного и общественного развития России и Западной Европы и на невольной досаде перед этою самостоятельною силою, которая потребовала и взяла все права равенства в обществе европейских народов» (Хомяков 1988. С. 84). Свойственное «мнению иностранцев» игнорирование православного духовного начала (глубоко отличного от католического и протестантского) в «материальной силе» (и соответственно страху перед ней) характерно и для противоречивой мысли П. Я. Чаадаева, признающего, как и Тютчев, и А. С. Хомяков, основополагающую роль православия в общественном развитии России и вместе с тем замечающего: «…мы лишь геологический продукт обширных пространств, куда забросила нас какая-то неведомая центробежная сила, лишь любопытная страница физической географии. Вот почему, насколько велико в мире наше материальное значение, настолько ничтожно все значение нашей силы нравственной» (Чаадаев. С. 190). Ср. также мнение А. И. Герцена в целом о славянах: «История славян скудна. За исключением Польши, славяне скорее подлежат ведению географии, чем истории» (Герцен А. И. О развитии революционных идей в России // Герцен. Т. 7. С. 144).
Она есть плод двойного неведения: европейского и нашего собственного. — Согласно Тютчеву, превратное представление о России обусловлено не только различием в самих основаниях духовного и общественного бытия, но и отсутствием необходимых знаний об этом различии и его проявлениях в жизни. Эту мысль автора записки может пояснить следующее наблюдение А. С. Хомякова: «Нередко нас посещают путешественники, снабжающие Европу сведениями о России. Кто побудет месяц, кто три, кто (хотя это очень редко) почти год, и всякий, возвратясь, спешит нас оценить и словесно, и печатно. Иной пожил, может быть, более года, даже и несколько годов, и, разумеется, словá такого оценщика уже внушают бесконечное уважение и доверенность. А где же он пробыл все это время? По всей вероятности, в каком-нибудь тесном кружке таких же иностранцев, как он сам» (Хомяков 1988. С. 84). К числу подобных путешественников Тютчев, как и Хомяков, относил и маркиза А. де Кюстина, черпавшего мыслительные ходы и схемы для обобщения впечатлений из «нашего собственного» неведения, т. е. из «подсказывавшейся» логики отечественных либералов и западников (П. Б. Козловский, П. Я. Чаадаев и др.), предававших забвению и не учитывавших в должной мере конструктивную роль православных ценностей и самобытных начал русской истории и культуры. Говоря о тенденциозном европейничанье, методично культивировавшемся со времен Петра I, Н. В. Гоголь отмечал беспрецедентный в мировой истории факт воспитания русского общества «в неведении земли своей посреди самой земли своей»: «Велико незнанье России посреди России. Все живет в иностранных журналах и газетах, а не в земле своей» (Гоголь. С. 91).
…Россия — это мир, только начинающий осознавать основополагающее начало собственного бытия. — О своеобразии этого мира и лежащего в его основании начала см. далее в статье, а также коммент. к ст. «Россия и Германия» (с. 274–275), «Россия и Революция» (с. 322–323, 349–350), трактату «Россия и Запад» (с. 451–452, 458– 461).
…тогда нас называли Восточной Империей, Восточной Церковью… — Подразумевается непосредственная и органическая связь Московской Руси с Византией и православным христианством.
…несет в себе самой свой собственный принцип власти, но упорядочиваемой, сдерживаемой и освящаемой Христианством. — Имеется в виду фундаментальное значение и иерархически главная роль христианства в понятиях «законной власти» и «империи». По убеждению Тютчева, именно это упорядочивание, сдерживание и освящение составляют всю силу, долговечность и «окончательность» принципа власти и предохраняют ее от самодостаточного и саморазрушительного этатизма. «Христианство, — подчеркивает И. С. Аксаков, — указав человеку и человечеству высшее призвание вне государства; ограничив государство областью внешнего, значением только средства и формы, а не цели бытия; поставив превыше всего начало божественной истины, источник всяческой силы и власти, — низвело таким образом самый принцип государственный на низшее, подобающее ему место» (Аксаков И. С. Ф. И. Тютчев и его статья: «Римский вопрос и папство» // ПО. 1875. № 10. С. 328).
Борьба между Западом и нами готова разгореться еще жарче… — Предвидение Тютчева оказалось пророческим не только ближайшим образом, по отношению к Крымской войне, но и в долгосрочной перспективе мировых войн XX в. См. коммент. к ст. «Россия и Революция». С. 337.
…Восточная Церковь перед лицом Рима ‹…› является законной наследницей вселенской Церкви. — До XI в. весь христианский мир составлял одну Вселенскую Церковь и канонические и обрядовые различия не отделяли Западную Церковь от Восточной. Позднее преувеличение размеров и характера власти римского первосвященника, догматические (добавления к христианскому Символу веры учения о filioque, т. е. об исхождении Святого Духа «и от Сына»), литургические (учение об опресноках) и иные принципиальные особенности западного христианства (см. о них подробнее в коммент. к ст. «Римский вопрос». С. 374–375) привели в 1054 г. к схизме, т. е. к его окончательному расхождению с восточным. Православная Церковь сохранила неизменным учение Христа и апостолов в том виде, в каком оно изложено в Священном Писании, Священном Предании и в древних символах Вселенской Церкви, осознавая себя законной наследницей последней.
С помощью очевидного захвата прав и обязанностей вселенской Церкви. — После разделения Церкви западная ее часть, несмотря на отход от вселенского предания и изменение его, стала называть себя «кафолической», т. е. вселенской в отношении ко всему христианскому миру, что и позволяло Тютчеву говорить о нарушении в ней высшей божественной легитимности. Это нарушение усугублялось также отождествлением папы с Церковью и утверждением его роли как представителя апостола Петра, которому, по словам Григория VII, «Бог дал власть вязать и разрешать и на земле и на небе, никого не исключая из-под его власти».
…для достижения искомой цели он не гнушался никакими средствами: ни насилием, ни хитростью, ни кострами, ни иезуитами. — См. коммент. к ст. «Римский вопрос». С. 381–382, 387–389.
Для сохранения единства веры он не побоялся исказить Христианство. — Более развернуто об искажении основополагающих начал подлинного христианства в римском католицизме см. ст. «Римский вопрос» (с. 161–163), где Тютчев подчеркивает исходное и судьбоносное значение «искаженного», «поврежденного», «развращенного» христианства в развитии западной истории.
Три столетия назад Рим вверг половину Европы в ересь, а ересь ввергла ее в безверие. — Отмечается триединая связь между искаженным римско- католическим христианством, «ересью» протестантизма и атеизмом.
…Римского престола, подчинившего Церковь вопреки соборным решениям. — Преувеличенное представление Римской кафедры о ее догматическом, каноническом, юридическом первенстве и не ограниченной решениями Соборов власти во всей Церкви проявилось уже во II в., когда на Поместных Соборах в Палестине, Понте, Галлии и в самом Риме обсуждался спорный вопрос о времени празднования Пасхи и когда римский епископ Виктор отлучил и лишил евхаристического общения малоазийских христиан, склонных следовать не римской практике, а восходившей к апостолу Иоанну Богослову традиции. В IX в. папа Николай I, пользуясь борьбой «непримиримых» и «икономистов» в Византийской Церкви и игнорируя соборные определения, объявил патриарха Фотия
