современному миру неисчислимыми бедами. Ведь в смертельной схватке между Россией и революцией, каждая из которых соединяет в себе и силу и принцип, действительно нейтральными оставались до настоящего времени только славяне… и очевидно, что та из двух сил, которая сумеет первой привлечь их на свою сторону, собрать их под своим знаменем, эта сила, повторяю, получит более шансов выиграть великую тяжбу, свидетелями коей мы являемся…
А что было бы, если бы, паче чаяния, мы сами настолько оторвались от исторического начала России, если бы мы сами настолько презрели свое собственное дело, что перестали бы осознавать, перестали бы ощущать глубинную, нерасторжимую общность, связующую судьбы этих народов с судьбами народов России, — если бы мы дошли до того, что утратили бы понимание неотъемлемости их права на нас и нашего права на них и не в силах были бы в нужный момент открыто и решительно вступиться за это право? — Знаете, милостивый государь, что бы из этого воспоследовало?.. То, что мы не только не сохранили бы славян для Австрии, чье будущее более чем сомнительно, но собственными руками отдали бы их во власть революции. Это было бы началом нашего самоубийства, и торжество врага, окончательное и бесповоротное, стало бы только вопросом времени.
Не могу закончить письмо, не поблагодарив вас еще раз за удовольствие, которое мне доставило чтение вашей записки. Только бы ее восприняли и оценили, как она того заслуживает.
3 декабря 1849
Тютчевым Д. Ф. и Е. Ф., конец 1840-х*
Faites-moi savoir, mes chères enfants, si vous avez ou non l’autorisation de sortir aujourd’hui. Si vous l’aviez, il faudrait que je puisse venir vous chercher à 3 heures au plus tard, attendu que je dîne à 5 h<eures> chez la Gr<ande>-Duchesse Hélène — où, comme de raison, il faut être exact.
Je vous embrasse.
Дайте мне знать, милые мои дети, разрешен ли вам отпуск на нынешний день. Если да, то мне надо заехать за вами в 3 часа самое позднее, ибо в 5 часов я обедаю у великой княгини Елены Павловны, где, разумеется, надлежит быть в точно назначенное время.
Обнимаю вас.
Комментарии
В письмах Ф. И. Тютчева часто звучат те же мотивы, что и в стихах: разлука — бездна, все оттенки любовного чувства, «душа и язык» природы, тайный смысл бытия.
В них проявляются свойственные Тютчеву блеск эрудиции и остроумия, точность оценок людей и событий как в России, так и в Европе. Здесь и дружеские письма к дипломату, затем эмигранту И. С. Гагарину, писателям В. А. Жуковскому, П. А. Вяземскому, Н. И. Гречу, П. Я. Чаадаеву, историку М. П. Погодину, и послания философско-публицистического характера к иностранным корреспондентам — ученым, писателям и общественным деятелям: В. Ганке, Ф. Тиршу, К. Пфеффелю. Последний к тому же являлся родственником поэта, братом его второй жены Эрн. Ф. Тютчевой. Он чрезвычайно высоко ценил историософский подход Тютчева к событиям, его взгляды на европейскую политику, неоднократно передавал письма Тютчева в германскую печать, и они получали широкий общественный резонанс.
У эпистолярного наследия Тютчева сложная судьба, в силу разных обстоятельств многое утрачено, а опубликована всего одна треть известных писем поэта. В значительной мере это объясняется тем, что писал он чаще всего по-французски и почти всегда трудноразборчивым почерком.
Письма к первой жене, Элеоноре, погибли во время пожара на пароходе «Николай I», когда она вместе со своими детьми плыла из Петербурга в Германию.
В 1830 — начале 1840-х гг. самыми задушевными собеседниками в письмах поэта были родители — Иван Николаевич и Екатерина Львовна Тютчевы. Известно 40 писем Ф. И. Тютчева к ним обоим и 8 писем к Екатерине Львовне, написанных после смерти Ивана Николаевича. Политика, служба, светские знакомые, имущественно-хозяйственные дела, планы на будущее — ничто не обойдено в этой переписке.
Начиная с 1840-х гг. главным адресатом Тютчева в письмах становится вторая жена, Эрнестина Федоровна, с которой он делится и душевными переживаниями, и подробностями своей жизни во время нередких разлук. К сожалению, Эрнестина Федоровна Тютчева уничтожила значительную часть переписки — почти всю обращенную к поэту (сохранилось всего 8 писем за 1850-1870-е гг.), его письма к ней до их вступления в законный брак, а также свои письма к брату Карлу Пфеффелю, с которым Эрнестина Федоровна была очень близка и откровенна.
О том времени, когда возник и развивался роман Тютчева и Эрнестины Дёрнберг, в 23 года оставшейся вдовой, нам остались только неясные отголоски в поздней переписке поэта, скудные воспоминания современников и альбом-гербарий Эрнестины с «загадочными датами под сухими цветами», часть которых исследователи связывают с Тютчевым.
Дошедшие до нас письма Тютчева к Эрнестине Федоровне (около 500) занимают особое место в эпистолярном наследии поэта; их, наверное, можно назвать его лучшей биографией. Эрн. Ф. Тютчева вполне сознавала представляемую ими ценность и после смерти мужа сама переписала многие из них в 14 тетрадок по просьбе И. С. Аксакова, зятя и биографа Тютчева. В августе 1873 г. она писала сыну Ивану: «Я вся поглощена работой, которую готовлю для Аксакова. Это выдержки из писем, полученных мною от папа́ за многие годы, когда я проводила лето вдали от него. Это немалый труд, так как мне всегда хочется переписать почти все письмо, до такой степени каждое из них интересно…» (
В 1913 г. в письме к Шереметеву Иславин сообщал: «Глубокоуважаемый граф Сергий Дмитриевич, одновременно с этим пишу Ф. И. Тютчеву о вашем желании опубликовать частями письма его деда. Действительно, материала хватит если не на три, то во всяком случае на две книги “Старины и новизны”. Всего 8 тетрадей этих писем: из них 1-я, 3-я, 4-я и почти вся 5-я уже переведены. Вторая же тетрадь находится пока не у нас, а у Ф. И. Тютчева в Москве, и мы устроились так, что и она будет переведена в течение июля. Таким образом, я полагаю, что в течение июля мы будем в состоянии предоставить в ваше распоряжение, по крайней мере, 5 тетрадей этих писем с русским переводом. Я думаю, что чтение этих писем многим доставит удовольствие, в особенности современникам столь талантливо и ярко описанных Тютчевым лиц и событий. Для нашего же поколения ценным подспорьем являются разъяснения и комментарии, которые вам угодно будет сделать к этим письмам» (РГИА. Ф. 1088. Оп. 2. Д. 25. Л. 51–51 об.).
Внук поэта Ф. И. Тютчев передал Шереметеву письма для публикации, предоставив всецело