– Я не имею ничего против, если ты пойдешь со мной за кольцом без этого. – В его бархатистом голосе не было ни капли жалости. – Наоборот, это так волнующе – знать, что под твоим костюмом ничего нет. Но вот чулки… в такую холодную погоду они, возможно, пригодились бы?
– Кольцо? – переспросила Сэнди. – Так ты говорил о кольце всерьез?
– Я серьезен во всем, – подтвердил он. – В обладании твоим телом, в своих словах о кольце… и во всем, что касается моего сына. Мы предстанем перед ним как единое целое, он будет рядом с нами во время свадьбы, и мы станем семьей.
Семьей через восемь лет… Какой-никакой, но семьей, с горечью подумала Сэнди, когда до нее дошел весь жалкий смысл сложившейся ситуации. У нее подкосились ноги, и ей пришлось ухватиться за внутреннюю ручку двери. Стараясь не расплакаться, она зажмурилась и прикрыла рот свободной рукой.
Это видимое признание поражения вызвало у него странную реакцию. Глядя на Сэнди, Уго чувствовал, как у него разрывается сердце. Это мгновенно смело усмешку с его лица, он отбросил прочь шелковые лоскутки.
– Я вовсе не считаю тебя дешевой и легкодоступной, – мрачно произнес Уго. – Если я кого и виню во всем, то только себя, – признался он. – Но нам нужно оставить прошлое позади и подумать о настоящем. А настоящее требует, чтобы мы объединились ради нашего сына.
– Ты даже незнаком с ним, а уже планируешь его жизнь. – Но я понимаю его, – заявил Уго. – Я знаю, каково это – иметь только одного из родителей. Знаю, что происходит в твоей голове, если второго из них, как тебе кажется, не волнует, жив ты или умер. – Это была констатация факта. – У Джимми кровоточит душа. Она не будет больше кровоточить.
– Эдвард любил Джимми.
Если Сэнди хотела обидеть его этим заявлением, то добилась своего. Уго слегка отшатнулся и замер.
– Мой сводный брат Лео тоже любит меня. Но он не смог ни заменить мне мать, которой я не знал, ни заполнить ее пустующее место в моем сердце.
С этими словами Уго повернулся и направился в спальню. Ему совсем не понравилась откровенность, с какой он говорил с Сэнди. Еще меньше ему нравилось то, что она последовала за ним теперь, когда ему хотелось побыть одному.
– А кто она была?
Вопрос вызвал у него горький привкус во рту.
– Брюнетка, красавица… – с сарказмом протянул Уго, – озабоченная только тем, чтобы заполучить, с помощью известных всем женщинам трюков, представителя благородной венецианской фамилии, к тому же не обедневшей, а вполне благоденствующей. – Обернувшись, он посмотрел на Сэнди и увидел еще одну красавицу – правда, блондинку.
Хорошо, размышлял Уго, подходя к гардеробам, занимающим целую стену, пусть Сэнди не шантажировала меня ребенком, которого мы вместе произвели на свет, и до сих пор не делает этого. Напротив, я сам в данном случае использовал шантаж. Но она тоже не упустит возможности воспользоваться чужими деньгами, рискуя благом своего сына… Как жаль, что я обнаружил ее двуличие! Как жаль, что я не женился на ней, несмотря ни на что, просто чтобы наказать ее на всю оставшуюся жизнь! В этом случае я хотя бы знал о моем сыне, наблюдал, как он растет в ее утробе, присутствовал при его рождении и любил так, что он никогда не узнал бы тех тяжелых моментов, которые переживают все отвергнутые дети.
– Когда она обнаружила, что отец уже женат, а его жена беременна, ей было не очень-то приятно.
– Я не могу винить ее, – ответила Сэнди. – Скорее твой отец заслуживает осуждения. Он, очевидно, только играл с нею.
– Верно. – Жесткая улыбка тронула губы Уго, вынимающего из шкафа чистую рубашку. – Он был молод, самонадеян и непростительно эгоистичен. Но когда моя мать решила порвать с ним и сделать аборт, он проявил себя с совершенно иной стороны, уговорив ее не делать этого… Или, наверное, я должен сказать, что за него это сделали деньги? – цинично предположил он, раскладывая рубашку на кровати. – Впрочем, это не имеет значения. Мать умерла, дав мне жизнь.
– Мне жаль, – пробормотала Сэнди.
– Не жалей. – За чистой рубашкой последовал новый, еще с ярлычком, темный костюм. – Они заранее договорились, что она передаст меня отцу, как только будут улажены все юридические формальности.
– И ты считаешь, что это лишает ее права на чью-либо жалость? Это жестоко и мелочно, Уго, – медленно произнесла Сэнди. Он замер над стопкой нижнего белья. – Ты ведь не знаешь, а со временем у нее вполне могло измениться отношение к тебе. Это случается сплошь и рядом. Как ты можешь осуждать человека, лишенного возможности высказать свое мнение?
Уго повернулся к ней.
– А мне была предоставлена такая возможность в отношении моего ребенка?
Сэнди заморгала и виновато отвела взгляд. По непонятной причине это просто взбесило его. Он в два шага преодолел разделявшее их расстояние и, схватив ее за подбородок, заставил смотреть на себя.
– Да, – прошипел Уго в ответ на то, что увидел в ее глазах. – Мы прошли полный круг, моя непреклонная Сэнди. И достигли точки, с которой начали. Ты лишила меня этой возможности, как я отказываю в ней моей матери. Это ставит нас в равное положение, не так ли?
– Я даю тебе такую возможность сейчас. – Сэнди вцепилась в его запястье в попытке убрать сжимающую подбородок руку. – Но это не означает, что необходимо вмешивать сюда кольцо!
– Означает, – возразил он. – Потому что мой сын не будет бастардом. Мой сын будет окружен любовью со всех сторон! Мой сын не будет подвержен риску того, что ты можешь выйти за другого, который станет относиться к нему как к второсортному члену семьи!
Прекрасные глаза Сэнди потемнели от сострадания.
– С тобой так поступали?