Она отрицательно покачала головой.
— Килин, обопрись на меня!
Девушка нехотя подчинилась, наблюдая за Гарретом боковым зрением.
— Доведу тебя до дому и вернусь к трактору.
Килин предполагала, что сейчас Гаррет проклинает тот миг, когда дал Дэрмоту уговорить себя и взял Килин в поле. На самом же деле Гаррет не мог опомниться от страха за ее жизнь, который испытал, когда бежал к ней на помощь. И гневные окрики были прямым следствием этого страха.
— Сам я очень упрямый, — неожиданно признался Гаррет. — И не терплю, когда другие, такие же упрямые, перечат мне.
Он подхватил девушку на руки и понес к дому.
— Гаррет! Зачем? Я могу идти сама! Опусти меня, пожалуйста.
— Опущу, когда придет время.
— Пусти! — чуть не плача от бессилия, просила Килин.
— Нет!
Килин обхватила его шею руками. Он мог чувствовать ее горячее дыхание.
— Но тебе придется очень долго меня нести. До дома далеко, почти целая миля.
— И что? Ты думаешь, я не справлюсь? Ты считаешь, что для мужика вроде меня такая тощая девчонка, как ты, представляет хоть какую-нибудь проблему? Не тяжелее соломинки, — заглушая бахвальством одышку, убеждал ее Гаррет.
— Мы бы могли вырулить из канавы трактор и доехать до дома на нем.
— Чтобы больше при мне не заикалась ни о каком тракторе, — буркнул на нее Гаррет. — Как я вообще мог тебе позволить самостоятельно сесть в него, да еще в такой спешке?!
— Ты ведь не станешь винить себя в этом происшествии?
— Прикажешь винить тебя?
— Конечно! Это ведь я повернула не в ту сторону. Ты здесь совершенно ни при чем.
— Позволил тебе поиграть в фермершу...
— Я умоляю тебя! — усмехнулась Килин. — Я взрослая, и сама могу отвечать за свои поступки. Я обязуюсь возместить тебе все затраты на починку трактора, если в этом будет необходимость.
Гаррет прыснул ответным смешком.
Некоторое время они продвигались молча... Когда же Килин в очередной раз попыталась высвободиться, он не выдержал и вновь прикрикнул:
— Не дергайся! Даже при том, что ты легкая, не очень удобно тащить такую беспокойную ношу. Веди себя спокойно, иначе выкину тебя в ближайшую канаву.
Гаррет понимал, что нельзя так разговаривать с милой девушкой. Прежде он никогда не позволял себе ничего подобного, потому и сейчас заставил себя смягчиться.
— У тебя есть друзья? — уже совсем другим тоном спросил ее Гаррет.
— Да, есть. По всему миру. Иногда мы собираемся. Они ко мне приезжают или я к ним. Я даже успела стать крестной матерью троих очаровательных малышей. Это отличная причина для визитов.
— Друзья не могут заменить семью.
— Ты прав. Как мясная корова не может заменить молочную. Или может?
— Откуда эта привычка все время отшучиваться? — нервозно произнес Гаррет.
— Не терплю задушевных разговоров. Ты, кажется, тоже.
— Иногда стоит делать исключение.
— Ты считаешь, сейчас подходящий для этого случай?
— Более подходящего может не представиться.
— Ну, хорошо... — Килин еще мгновение раздумывала, затем, словно в некоем порыве, призналась: — Я хотела бы иметь собственную семью.
— Насколько сильно ты этого хочешь?
— Я верю, что однажды это произойдет. Но не хочу поспешных решений. Почему тебя это интересует?
— Мне не безразличен человек, которого я тащу на своих руках.
— Еще бы, ведь ты относишься ко мне с презрением.
— Как ты могла такое подумать? — рассмеялся Гаррет.
— А разве нет?
— Ты ошибаешься, Килин.
— В таком случае я хочу знать, как ты ко мне относишься, — заявила Килин.
— Не самое подходящее время.
— Как раз наоборот. Ты сам минуту назад сказал, что более подходящего случая для откровенности может не представиться.
Гаррет сделал вид, что задумался, а затем изрек:
— Я думаю, у вас очаровательный болтливый ротик и весьма острый язычок, мисс О’Доннелл.
— Я — это не только ротик и язычок.
— И ты не такая легкая, как кажется на первый взгляд.
— Давно мог поставить меня на ноги.
— Нет уж, коли взялся, то донесу. Кроме того, мне не нравится, когда калеки бегают по моим полям.
— Какой же ты грубиян, Гаррет Кинкейд! Какую еще гадость тебе не терпится обо мне сказать?
— То, что ты красавица. Но это ты и без меня знаешь.
— Моя мама написала в одном из своих писем, что женская красота — это капризный цветок, которому предстоит померкнуть. И следует взращивать плоды любви, чтобы непреходящая красота могла преобразить мир.
— Слова мудрой женщины.
— Она процитировала слова другого мудрого человека.
— Кого-то из великих?
— Да... твоего отчима.
— Это Дэрмот так сказал? — изумился Гаррет.
— Заметь, когда он это сказал, он был еще весьма молод.
— Молодец, Дэрмот.
— Наверное, поэтому моя мама любила и помнила его до последних дней своей жизни... Тебе есть чему у него поучиться, Гаррет.
— Интересно, Дэрмот носил твою маму на руках через все поле?
— Теперь ты точно не выронишь меня.
— И не собирался.
— Ты настоящий романтик, Гаррет.
— Я этого не слышал.
— Тогда я повторю.
Гаррет шутя наклонил ее головой чуть не к самой земле. Килин побледнела от испуга, а потом залепетала:
— Подними меня, Гаррет!
— Скажи волшебное слово, — смеялся он.
— Пожалуйста! У меня сейчас кровь через уши пойдет, — предупредила девушка.
Он поднял ее в прежнее положение. И остановился.
— В порядке, красавица? — поинтересовался Гаррет.
— Да, спасибо.
— Не стоит благодарности. Почему ты думаешь, что она любила его до последнего дня?
— Мама — Дэрмота? — уточнила Килин. Гаррет кивнул. — Она же вспомнила о нем, написала прощальное письмо и велела мне его доставить. Я думаю, такое возможно только при немеркнущей любви.
— Я хотел бы знать, за что она так любила его?
