хотя, казалось, не замечал происходящего вокруг.
— Я совершил тройное преступление, — начал бывший волшебник. — Во-первых, оказался неспособен выказывать должное уважение как старшим магам, так и нашим господам, достопочтенным членам Картеля. Никого не волновало, что первые — немощные, дряхлые и совершенно выжившие из ума старцы, а вторые — сущие тираны. К тому же моя идея о том, что волшебство призвано служить людям Левиндре, а вовсе не единственно благополучию и мошне самих магов, не встретила одобрения — это мягко выражаясь…
— Мне казалось, волшебники не слишком-то зажиточны, — заметил Слэтон.
— Почти все они бедны как церковные мыши, — согласился Кередин со смехом. — Они слишком недалекие люди…
— Ты намекаешь на то, что есть и другие?
— Да, и это те немногие, кто додумался до того, как доить систему, — кивнул бывший волшебник. — Они трясутся над своими жалкими тайнами, живут в роскоши, а простаки на них ишачат.
— Звучит до боли знакомо, — согласился Слэтон. — Мое семейство превратило паразитирование в подлинное искусство.
— Ты имеешь в виду Картель?
— Да.
Кередин снова закивал.
— Искренне тебе сочувствую, — сказал он.
— Ну, а каково было второе твое преступление? — спустя некоторое время спросил Слэтон.
— Во-вторых, я вознамерился обучиться подлинной магии, — объяснил Кередин. — Старинной магии. А это ныне отнюдь не поощряется.
— Но разве волшебники занимаются чем-то иным? — искренне изумился Слэтон.
— Как мало ты знаешь! — с грустью воскликнул бывший волшебник. — Волшебство в том и заключается, чтобы не позволить магии вмешаться в денежные вопросы и вообще не препятствовать никаким намерениям Картеля. Как думаешь, с чего это вдруг некогда могущественные волшебники превратились в столь жалкие создания? Правда ведь, с трудом верится, что они могут представлять какую-либо угрозу? Картель ухитрился превратить некогда влиятельный институт магии в пустое место, разложить его изнутри. И сделано это намеренно.
Рядом с беседующими собралось уже несколько человек, и Кередин заспешил, не давая Слэтону времени вполне осмыслить услышанное.
— Буду краток и скажу лишь, что, в-третьих, осмелился полюбить — это и был мой последний, несмываемый грех.
— Что?!
— Уверен, ты слышал, что волшебники добровольно дают обет безбрачия, — ухмыльнулся Кередин.
Слэтон кивнул, вспомнив сальные шуточки на эту тему, и ему сделалось не по себе.
— Известно ли тебе, что близость с женщиной ослабляет мага? — напыщенно объявил Кередин, но тотчас же скривился: — Какое лицемерие! Возможно, некогда так оно и было. Может быть, древняя магия и требовала телесной чистоты и полного самоотречения, но к тому времени, когда я постигал азы волшебства, на эту тему только шутили. Существовали особые дома. Лучшие из них выглядели весьма благопристойно, и девушки там были что надо. Но существовало одно незыблемое правило. Ни в коем случае не допускать взаимных чувств и прочных связей и ни при каких обстоятельствах не контактировать с внешним миром. Вот тут-то я и сломался… — Он замолчал, погрузившись в воспоминания. — Мы с нею вместе бежали. Большего преступления я не мог совершить.
Глаза его затравленно сверкнули.
— А что сталось с девушкой? — спросил Слэтон.
— Ее убили головорезы, которых послали за нами в погоню, даже моя сила не помогла спасти ее… — Видно было, горькое воспоминание это все еще причиняет Кередину боль. — После этого мне объявили, что впредь я не имею права называться волшебником. Но мне было уже все равно. Магия более меня не привлекала.
Он вновь умолк, а Слэтон тщетно пытался подобрать слова, чтобы поддержать беседу, считая чрезвычайно важным исцелить эту давнюю рану, но он знал, что это ему не по плечу…
— Впрочем, — заключил Кередин, — лишить меня тех знаний, которые я к тому времени приобрел, было уже не в их власти.
Когда кострище было готово, Кередин вытянул вперед руки и повелительным жестом указал в центр каменного круга, пробормотав какие-то слова. Пламя мгновенно объяло сухие листья и быстро распространилось на ветки. Слэтон от неожиданности подскочил, но вот Лисле и бровью не повел. Он улыбнулся и протянул к огню ладони, чтобы поскорее согреться.
— Ценный фокус, — сказал Слэтон, оправившись от потрясения.
— Увы, лишь на фокусы я и способен! — грустно усмехнулся бывший волшебник. — А это сущий позор, ведь на самом деле можно сделать много большее…
Эти слова он произнес без тени цинизма, а с искренним сожалением.
К тому времени почти все собрались у огня, закончив свои дела. Коням задали корм, фляги наполнили чистой водой из ручья. Каждый расстелил свою постель. Настало время поужинать. Лангель и Росс подтащили съестные припасы поближе к огню.
— Нынче только перекусим, парни, — объявил Лангель.
Слова его встречены были жалобными стонами.
— А где Сокол? — спросил он, оглядевшись.
— Он охотится, — ответил Бэйр.
— Сейчас? Да в такой темноте он и в двери амбара не попадет! — насмешливо протянул Лангель.
— Если он как следует проголодается, — рассмеялся старый солдат, — то попадет во что угодно, даже в полной темноте, — такой уж это парень.
— В самую точку! — раздался из темноты голос. — Все дело в том, что ты, Лангель, наполовину ослеп, читая вдоль и поперек свои бесконечные реестры!
Говоривший приблизился, все еще невидимый — темная одежда его сливалась с ночным мраком. Но вот свет костра озарил худощавого остролицего человека с луком за плечами. Он бросил наземь двух куропаток, каждая из которых была аккуратно нанизана на стрелу, словно на вертел.
— Малюсенькие амбары в этих краях, надо признаться, — огорченно заметил он.
Вид свежей дичи воодушевил людей. Хотя птички были и невелики, но беседа тотчас же оживилась. Росс сыпал шуточками, смеясь над ними громче всех.
Сокол же преспокойно улегся и, казалось, мгновенно уснул.
— Поразительно! — тихо сказал Кередину Слэтон. — Темнота хоть глаз выколи, а он…
— Ага. Сокол — человек очень одаренный и ничуть не менее таинственный, — торжественно объявил бывший волшебник. — Он не только обладает поистине кошачьим зрением в темноте. Никто не знает настоящего имени этого парня, а прошлое его покрыто мраком неизвестности.
— Не в пример тебе, волшебник! — не открывая глаз, парировал Сокол. — Не сомневаюсь, ты уже душу вынул из новеньких, нудно повествуя о своей несчастной жизни.
В голосе его, впрочем, не слышалось и нотки враждебности. Слэтону и самому не слишком хотелось возвращаться к печальной повести Кередина, он горел желанием побыстрее познакомиться с остальными.
— Почему тебя зовут Соколом? Откуда такое имя? — с интересом спросил он.
— А оно мне подходит, — ответил его лежащий на земле собеседник. — Разве человек не вправе выбрать себе имя по вкусу?
Именно в этот момент неожиданно подал голос Лисле, подал впервые за весь вечер.
— Разве человек не вправе выбрать себе имя по вкусу? — повторил он с той же полусонной интонацией.
Сокол тотчас сел. Лицо его сделалось злым.
— У тебя с этим сложности, юнец? — угрожающе спросил он.
— Нет. Позволь, я объясню… — быстро заговорил Слэтон.
