в этом не помешает.
Он вышел, и тут его взгляд уперся в дверь напротив. Отцовская студия. Последнее место, где он видел отца. Он покинул родной дом, покинул страну, унося с собой лишь выражение глубокого разочарования, написанного на его Лице, после того, как они обменялись резкими, колючими словами. Кто же мог знать, что это станет их последней встречей? Теперь уже ничего не вернуть, ничего не изменить, но последний взгляд отца ему никогда не забыть.
Эймон помедлил, как когда-то подростком, который, прежде чем постучать к нему и сказать, что он уезжает, долго собирался с духом. В общей сложности на это потребовалось несколько недель. Он сделал глубокий вдох и толкнул деревянную дверь.
Колин уснула и спала до тех пор, пока не пошевелился ребенок. Она открыла глаза, чувствуя какое-то смутное беспокойство, но не сразу вспомнила, что могло послужить этому причиной. Когда события этого дня с отчетливой ясностью проступили перед ней, она застонала. Еще никогда в своей жизни она не опускалась до того, чтобы расплакаться в присутствии других людей, как бы тяжело ей ни было. Не говоря уже о том, чтобы это случилось в присутствии Эймона.
Она хранила все в себе так долго, что наконец ее нервы не выдержали. Измена Адриана, кража денег и пугающая необходимость рассказать об этом пожилому больному человеку. Когда она не выдержала и призналась Деклану, это известие повергло его в такой шок, что он уже не смог от него оправиться. Затем к этому добавился еще ребенок, который должен родиться совсем скоро. Она полностью утратила контроль над ситуацией.
Колин села на кровати и пригладила волосы. Как долго она еще будет оттягивать момент, который рано или поздно наступит?
Велев себе не трусить, она вышла в коридор. Дверь студии Деклана была приоткрыта. Секунду помедлив, она толкнула дверь, вошла внутрь и почти остолбенела.
В кресле своего отца Эймон смотрелся естественно и непринужденно. Так, как и должен смотреться сын своего отца, на которого Эймон так похож. Если бы только он приехал раньше!.. До того, как она совершила непростительную глупость и доверила вести финансовые дела мужчине, которого, как выяснилось, интересовала вовсе не она, а те небольшие деньги, к которым у нее был доступ.
Эймон наконец заметил ее и очнулся от глубокой задумчивости. Выпрямившись в кресле, он спросил:
— С тобой все в порядке?
— Да, спасибо. Извини за недавнюю сцену. — Ее щеки порозовели. — Обычно я не так эмоциональна.
— Все нормально. — Он криво улыбнулся. — Тебе незачем извиняться. Пока у меня было свободное время, я кое-что прочитал в Интернете. И должен признаться, будь я на твоем месте, рыдал бы без остановки, как и любой другой мужчина, зная, что меня ждет.
— Ты изучал, как протекает беременность и роды? — поразилась Колин.
— Если ты не знала, это то, что сделали бы все мужчины без исключения прежде, чем решиться на такое, — он покачал головой, показывая этим жестом всю степень своего потрясения. — Собрать информацию, все обдумать, все взвесить и только после этого принять решение, а не так, как это делают женщины, которые идут на это безумие, руководствуясь не логикой, а сердцем.
— Что нам, бедным женщинам, остается? Доверь природа этот вопрос решать мужчинам, все люди на Земле постепенно бы вымерли, пока вы спорили, рожать или не рожать, — чуть насмешливо заметила Колин.
— Логика железная, — Эймон развел руки в стороны. — С такой не поспоришь. — Он кивнул на лежащую перед ним солидную папку с бумагами, которую она сначала не заметила. — Вот, нашел кое-какие вещи, принадлежащие отцу.
Колин неожиданно напряглась. Сделав несколько шагов, она облегченно выдохнула. Это была не бухгалтерская книга. Это был фотоальбом.
— Твой отец очень любил смотреть фотографии. Не проходило и дня, чтобы он не открывал его.
Эймон кивнул. Когда он нашел альбом, то подумал, что тот посвящен лошадям. Оказалось, что там были не только снимки всех лошадей, которые когда-то побывали на ферме, но и его детские фотографии. И снимки его бабушки и дедушки — родителей Деклана. Он смотрел на них со смешанным чувством и был покорен выражением искренней и глубокой любви, написанной на их лицах. Некоторые снимки его детства всколыхнули в его душе всю горечь, которую он когда-то испытал, чувство сожаления, что все осталось в прошлом, от которого остались только фотографии. Оказывается, он так много успел позабыть...
— Неужели каждый день? — переспросил он.
— Каждый день, сколько я его помню. Ты нашел только альбом? Здесь где-то должна быть коробка с твоими вещами.
— Какими вещами? — Он нахмурился.
— Я точно не уверена. — Колин пожала плечами. — Но там, по-моему, были твои открытки и еще что-то в этом роде, что ты ему присылал. Газетные вырезки. Все, что ему удалось о тебе найти.
— Ты говоришь, они здесь? Где? — Его голос звучал странно, пока он методично осматривал комнату.
— В последний раз я видела, как Деклан клал их в картонную коробку. — Она нахмурилась. — Посмотри в нижнем ящике книжного шкафа.
Эймон открыл ящик и обнаружил там коробку. Он вытащил ее и водрузил на стол.
Колин подошла поближе и заглянула ему через плечо.
— Да, кажется, она.
Эймон открыл ее. На самом верху лежал маленький щит.
Колин улыбнулась.
— По-моему, я узнаю приз самому лучшему бегуну.
— Да. Я получил его, когда учился в младших классах.
Затем на стол легла газета с поблекшим снимком.
— Надо же, а я и забыл.
— Танец с Шиллой Маккартни.
На стол легло еще несколько фотографий, свидетельство об окончании школы и еще одна газета. Эймон отложил снимки и свидетельство, взяв в руки газету. Теперь на уже ней был изображен снимок молодого человека с острыми проницательными глазами, который вовремя угадал и занял новую строительную нишу, сделав на этом состояние. Это был он, Эймон Мерфи.
День, когда была сделана фотография и у него брали интервью, врезался в его память навсегда. Свидетельство его первого крупного успеха, за которым последовали другие, более значимые, но уже не такие памятные.
— Он гордился тобой и хвастался твоими успехами, словно своими. Говорил, что ему не хватит и жизни, чтобы повторить твой успех. И очень по тебе скучал.
Эймон сжал зубы.
— Жаль, что об этом я узнаю от тебя. Все могло быть совсем иначе, если бы он сказал мне об этом раньше.
— Он говорил тебе, — напомнила ему Колин. — Я слышала.
— Говорил, но несколько иными словами и по телефону. Вот если бы он сказал мне об этом лично, эффект от его слов был бы немножечко другим. Тогда я еще думал, что он говорит так, чтобы хоть как-то утешиться, что его единственный сын пошел не по его стопам. Это ведь было его мечтой, и он никогда этого не скрывал. Так, как твой отец мечтал, чтобы ты продолжила его дело. Мечта твоего отца сбылась.
— Как тебе это могло в голову прийти? — не поверила она. — Да, он мечтал, что когда-нибудь ты займешь его место, но он смирился с тем, что это останется только мечтой. Мне кажется, его сильнее ранило то, что тебя нет рядом. И он не смог забыть, как вы расстались.
— Я тоже не смог. — Эймон грустно улыбнулся. — Мы много чего наговорили друг другу в тот день. Иначе и быть не могло. Пусть я не унаследовал его любви к лошадям, но его упрямство я унаследовал с лихвой.
