Кайлю. Прощальные лучи солнца еще согревали нас, но долина внизу уже была наполнена густым мраком, так что мы даже не могли различить скалу, на которой ютилось наше родное гнездо, а только видели несколько огней на ее вершине. В глубоком, внезапно охватившем нас, молчании мы стали спускаться по знакомой тропе.
Весь день мы ехали, объятые восторгом, может быть неблагоразумным, но вполне невинным, и если в нем был некоторый эгоизм, то нас не покидало и чувство благодарности. Сердца наши были полны счастья и торжества, и радовались мы не только за себя, но и за Кит. С наступлением мрака ночи, когда мы уже были не далеки от родного дома, и нам предстояло сообщить великую радость другим, меж нами воцарилось молчание. Явились воспоминания о том, что произошло с тех пор, как мы, сравнительно недавно, поднимались по этой тропе, и это навело нас на мысль о том, кому мы были обязаны нашим счастьем, — о колоссе, покинутом нами среди его величия и силы, но в полном одиночестве. Мои товарищи могли вспоминать о нем с добрыми чувствами, без примеси стыда. Но меня бросало в жар при сознании того, что могло бы случиться, поступи я по-своему: по своей недальновидности я бы совершил темное, предательское дело, если бы убил его, как собирался сделать это дважды. Тогда Паван несомненно погиб бы. Только Видам, с его сильным отрядом (и мы никогда уже не узнаем, с какой целью он собрал его: для этого, или в виду укрепления своей власти в Керси), мог спасти его. Весьма у немногих, как бы сильны они ни были, хватило бы смелости вырвать его из лап разъяренной толпы. Пожалуй, один Безер только мог на это решиться из всех бывших тогда в Париже. И я останавливаюсь на этом еще раз, как на предостережении моим внукам, хотя вряд ли когда они увидят такие дни.
Лошади наши застучали копытами по крутым мощеным улицам Кайлю, а нас все еще не покидало чувство полугрустной задумчивости, в особенности, когда мы проезжали мимо мрачных ворот Волчьего логова, с их тяжелыми запорами, и под тем самым окном, теперь темным и опустелым, из которого Безер натравливал городскую чернь на посланца Павана.
Нам не потребовалось у ворот звонить в большой колокол: едва только раздался крик Жана «Эй, там, у ворот! Открывайте господам!», как нас уже впустили. Мы еще не достигли конца подъема, как увидели какую-то фигуру, опередившую всех — и прислугу, и старого Жиля, и мадам Клод, высыпавших нам навстречу. Я увидел белый призрак, устремившийся к нам, увидел бледное лицо, казавшееся еще белее чем платье; лицо, на котором выделялись только глаза, полные томительного ожидания.
Я отошел в сторону с низким поклоном, держа шляпу в руке, и сказал просто — это был величайший эффект в моей жизни:
— Вот Паван!
И тут я увидел, как лицо ее озарилось счастьем.
Видам де Безер умер так же, как жил. Он все еще был губернатором в Кагоре, когда Генрих Великий осадил город 17 июня 1580 года. Захваченный врасплох, он был ранен во время штурма, но продолжал защищаться с отчаянной храбростью, и в течение пяти дней и пяти ночей он боролся с осаждающими, переходя из улицы в улицу, из дома в дом. Пока он был жив, судьба Великого Генриха, а с ним и всей Франции, колебалась на весах Провидения. Но он пал наконец, пронзенный ружейной пулей в голову, и умер вечером 22 июля. Тотчас после этого сдались защитники города.
Мари и я участвовали в этом деле на стороне короля Наваррского и, по поручению этого государя, поспешили отдать те последние почести телу Видама, которые он заслуживал, благодаря своему мужеству, и которыми мы могли выразить свое чувство благодарности к нему. Год спустя, останки его были перенесены из Кагора и погребены в церкви его собственного аббатства Безер, где находятся и по сию пору, под памятником, на котором вкратце описаны его жизнь и храбрость. Но подобный ему человек, имя которого живет в истории страны и его современников, не нуждается в памятнике.
ПОСЛЕСЛОВИЕ
Характер и поведение Видама де Безер, — как они представляются в этих мемуарах, находят себе параллель у де Ту, в его рассказе об одном из самых примечательных эпизодов Варфоломеевской резни.
«Среди нечеловеческих жестокостей, происходивших в городе, имел место один случай, достойный повествования; случай, который, до некоторой степени, может служить противовесом этих зверств.
Еще задолго до того, существовала смертельная вражда между двумя людьми, которую не могло примирить никакое посредничество их друзей и соседей, — вражда между лейтенантом гонората савойского маршала Виллара Везеном, славившимся среди дворян его провинции не только своей храбростью, но и отталкивавшей многих зверской натурой, и Ренье — молодым человеком, равным с ним по происхождению и отваге, но более кроткого нрава. Когда, посреди этого ужасного смятения бойни, видевший смерть на каждом шагу Ренье уже готовился к самому худшему, перед ним, в его жилище, явился Везен, в сопровождении двух спутников, вооруженных шпагами. В ожидании неминуемой смерти, Ренье встал на колени в последней молитве, но Везен грубо приказал ему встать и садиться на коня, уже ожидавшего на улице. Так он увлек за собою Ренье, не знавшего куда его везут, прочь из города, взяв с него честное слово, что дорогою он не попытается бежать. Вместе, нигде в пути не останавливаясь, они доехали до самой Гиены. Все это время Везен почти не разговаривал с Ренье, но заботился, чтобы у него были кров и пища. Таким образом они прибыли в Керси, в замок Ренье. Тут Везен обратился к нему, сказав:» Вы знаете, как давно я искал случая отомстить вам, и как легко я мог бы сделать это, воспользовавшись нынешними обстоятельствами. Но моя совесть не позволяет мне этого, а ваша храбрость требует, чтобы мы встретились при равных условиях. Берите свою жизнь, которой вы обязаны моему снисхождению «.
Интересующиеся этим могут найти и много других любопытных сведений в том же 2 — м томе записок де Ту.
Примечания
1
Нантский эдикт — законодательный акт, подписанный 13 апреля 1598 г. Генрихом IV, завершивший период гугенотских войн (1562 — 1594 гг.). По нему господствующей религией во Франции объявлялся католицизм, но гугенотам предоставлялась свобода вероисповедания и богослужения (за исключением Парижа и некоторых городов). Окончательно был отменен в 1685 г. Людовиком XIV.
2
Под этим именем в 1594 г. на французский престол вступил король Наварры Генрих Бурбон.
3
Подразумевается Сент-Жерменское мирное соглашение между католиками и гугенотами, заключенное в 1570 г.
4
Летом 1572 г. был заключен брак между дочерью Екатерины Медичи Маргаритой Валуа — сестрой Карла IX, и Генрихом Бурбоном — представителем протестантизма. Целью брака также было примирение враждующих партий. См. также 9.
5
Гизы — герцоги Лотарингии: Франсуа Гиз (1519 — 1563 гг.) — убийствами протестантов в Васси положил начало гугенотским войнам. Здесь: Гиз Генрих (1550 — 1588 гг.) — глава католической партии, один из организаторов Варфоломеевской ночи, пытавшийся получить французский престал при помощи паны Римского я Испании.
6
«Да здравствует месса!» — воинственный крик католиков во время борьбы с гугенотами.
7
Coulevrine — небольшая пушка того времени.
8
«Да здравствует Колиньи!» — воинственный клич гугенотов. Колиньи-Гаспар де Шатильон (1519 — 1572 гг.) — граф, адмирал. В начале гугенотских войн примкнул к принцу Конде, после смерти которого в 1569 г., стал главой гугенотов. По заключении Сент-Жерменского мира пользовался влиянием на Карла IX, под которым и был заключен брак Маргариты Валуа и Генриха Наваррского. Убит во время Варфоломеевской ночи.
9
«Да здравствует король!»
