громко сглотнул в надежде смочить вдруг пересохшее горло.
— Привет, — выдавил он.
Ну вот, это уже что-то. По крайней мере начало. Меж бровей Эллы появилась вертикальная морщинка.
— Стихотворение оказалось чересчур длинным?
— Нет, с ним все в порядке. Я пришел потому, что… ну… подумал, что, если…
«Давай, старик», — приказал он себе. Он был на войне, похоронил жену, не сломался, когда единственный сын стал республиканцем, и приклеил на задний бампер микроавтобуса стикер с предвыборным лозунгом Раша Лимбо[19]. Довелось ему пережить моменты куда хуже, чем этот.
— Не согласитесь поужинать со мной?
И сразу понял: сейчас она отрицательно качнет головой.
— Не… не думаю.
— Почему? — вырвалось у него.
Элла вздохнула. Льюис воспользовался ее замешательством.
— Ничего, если я войду?
Она не слишком охотно открыла дверь и впустила его. Квартира оказалась не захламленной, как большинство небольших помещений в «Голден-Эйкрс», обитатели которых пытались втиснуть накопленные за всю жизнь вещи в маленькое пространство. Полы были вымощены плиткой, стены выкрашены в кремовый цвет. У стены стоял белый диван из тех, что, по мнению Льюиса, хороши больше в рекламе, чем в жизни, особенно если у вас есть внуки и эти внуки любят виноградный сок.
Он сел на один конец дивана, Элла устроилась на другом и поспешно подобрала под себя босые ноги.
— Льюис, — начала она. Он немедленно встал. — Пожалуйста, не уходите. Дайте мне объяснить.
— Я никуда не ухожу. Просто хотел бы найти вазу, — пожал плечами Льюис.
— Подождите, — попросила Элла, явно встревожившись при мысли о том, что он будет копаться в ее вещах. — Я принесу.
Она поспешила на кухню и вынула из шкафчика вазу. Льюис наполнил ее водой, поставил тюльпаны, вернулся в гостиную и водрузил вазу в центр журнального столика.
— Ну вот, — удовлетворенно вздохнул он, — теперь, если вы мне откажете, придется каждый день смотреть на цветы и чувствовать себя виноватой.
Какое-то мгновение женщина, казалось, была готова улыбнуться, но глаза тут же вновь стали грустными, и Льюис так и не понял, показалось ли ему.
— Видите ли… — начала она.
— Погодите, — остановил ее Льюис, открывая коробку конфет. — Выбирайте.
— Но я не хочу, — отмахнулась она.
Льюис надел очки и развернул красиво разрисованный вкладыш.
— Сейчас узнаем, что тут лежит. Значит, так: эти шоколадные сердечки — с вишневым ликером. А кругленькие — нуга.
— Льюис, — твердо сказала она, — вы чудесный человек и…
— «Но», — поправил он. — Я слышу «но» в вашем голосе.
Он снова поднялся, пошел на кухню и поставил кипятить чайник.
— Где ваш праздничный фарфор? — крикнул он. Элла, охнув, поспешила за ним.
— Не волнуйтесь. Я просто хочу заварить чай, — уверил он.
Элла перевела взгляд с Льюиса на чайник.
— О'кей, — кивнула она, доставая две кружки с рекламой публичной библиотеки округа Броуорд. Льюис бросил в них чайные пакетики, поискал сахарницу (наполненную пакетиками подсластителя) и поставил на стол вместе с пинтой обезжиренного молока.
— Вы всегда такой хозяйственный? — удивилась она.
— Далеко не всегда.
Он открыл холодильник, отыскал лимон в ванночке с овощами и принялся нарезать.
— Но когда моя жена заболела и поняла, что… не важно. Словом, она поняла. И стала давать мне уроки.
— Вам ее не хватает? — спросила Элла.
— Очень. Я думаю о ней каждый день.
Он поставил ее кружку на блюдце и понес к столу.
— А как насчет вас?
— Видите ли, я не знала вашу жену и не могу сказать, что тоскую по ней…
— Шутка!
Льюис захлопал в ладоши, уселся рядом с ней и осмотрел стол.
— Все же чего-то не хватает. Можно? — осведомился он, открывая морозилку.
Элла, с несколько ошеломленным видом, кивнула. Он порылся в морозилке нашел предмет знакомой формы, в котором тут же узнал замороженный торт от Сары Ли. Любимый десерт Шарлы. Часто он просыпался ночью и обнаруживал ее перед телевизором. Жена смотрела новости и увлеченно жевала размороженный торт. Обычно подобные ночи знаменовали очередное окончание диеты из грейпфрутов и тунца, на которой она сидела дважды в год. «Поцелуй меня, — шептала Шарла, натягивая на плечи ночную рубашку. — Давай сожжем еще немного противных старых калорий…»
— О'кей? — спросил он, вручая торт Элле.
Она кивнула, поставила торт в микроволновку. Льюис прихлебывал чай и следил за ее движениями. Похоже, тазобедренные суставы у нее свои собственные.
И едва не рассмеялся, поймав себя на дурацких мыслях, когда, один из его внуков, во время последнего приезда сказал, что может с одного взгляда отличить, настоящая ли у женщины грудь. Льюис решил, что обладает тем же талантом в отношении бедер.
— Чему вы улыбаетесь?
Льюис слегка пожал плечами.
— Подумал о внуке.
Ее лицо сморщилось, как смятый бумажный пакет. Элла немедленно взяла себя в руки, и Льюис так и не понял, видел ли он в самом деле то, что успел увидеть? Отчаяние. Ему хотелось сжать пальцы Эллы и попросить рассказать, что произошло, кто так сильно ранил ее. Он уже положил руки на стол, но тут вдруг заметил, что у нее такой вид, словно из замороженного торта вдруг вылез таракан.
— Что? — переполошился он. Она взглядом показала на манжеты его сорочки. Льюис присмотрелся. На одной не хватало пуговицы, другая обтрепалась и слегка порыжела.
— Вы ее подпалили? — спросила Элла.
— Должно быть. Я не слишком ловко управляюсь с утюгом.
— Вот как… Я могла бы…
Она поспешно сжала губы и, досадливо морщась, пригладила волосы. Льюис немедленно воспользовался представившейся возможностью и ухватился за нее как утопающий за соломинку.
— Дадите мне пару уроков? — смиренно попросил он.
Прости меня, Шарла…
Наверное, теперь придется спрятать все инструкции, которые она ему оставила, коробочки и пузырьки с надписями: «Для цветного белья»; «Для белого белья»…
Элла явно сдавалась.
— Ну…
Звякнула микроволновка. Льюис вынул торт, отрезал кусок Элле. Не забыл и себя.
— Знаю, что веду себя нахально, навязываюсь, тем более что вы — человек занятой. Но с тех пор как умерла жена, у меня все из рук валится. Да я никогда и не питал пристрастия к ведению хозяйства. На прошлой неделе всерьез задумался, не лучше ли просто покупать новую одежду каждый месяц или два…
