переполнен спешившими попасть домой на Рождество пассажирами), она обнаружила на кухонном столе счет и чуть не упала в обморок. Больше трехсот долларов, весьма значительная сумма по сравнению с ее обычными сорока!
Транжирка обнаружилась сразу. Уж наверняка не Роуз потратила двести двадцать семь долларов на звонки в Нью-Мексико!
Роуз поклялась себе не набрасываться на Мэгги сразу, как только та переступит порог. Пусть повесит пальто, скинет туфли, и только потом она, Роуз, упомянет о счете и небрежно поинтересуется, не завела ли Мэгги себе нового дружка в Альбукерке.
Но благие намерения испарились, стоило ей войти в спальню и увидеть, что вещи по-прежнему валяются на полу, придавленные простынями и подушками. А это означало, что Мэгги спала в ее постели. И носила ее туфли. И ела ее овсянку, если, конечно, овсянка имелась в доме.
Вне себя от негодования, Роуз уселась на диван и просидела так до начала первого, когда Мэгги вплыла в комнату, распространяя запах пивной и придерживая что-то за пазухой.
— Прибыла! — воскликнула она.
— Да, прибыла. И телефонный счет тоже прибыл! — выпалила Роуз, но Мэгги преспокойно запулила туфли в угол и бросила сумку на диван.
— Я кое-что тебе принесла, — торжественно сообщила она. Щеки ее пылали, зрачки, казалось, занимали все глазное яблоко, а вонь перегара стала почти нестерпимой. — Целых два подарка!
Для наглядности она показала два пальца и торжественно распахнула куртку.
— Хани Бан-второй!
На пол плюхнулся маленький коричневый толстенький песик с влажными карими глазами и плоской, словно прибитой сковородой мордочкой. На шее красовался новенький кожаный ошейник.
— Мэгги… что это?
— Хани Бан-второй, — повторила Мэгги, направляясь на кухню. — Мой тебе подарок!
— В этом доме запрещено держать собак! — рявкнула Роуз.
Песик тем временем успел обежать квартиру и остановился у журнального столика с видом богатой вдовы, недовольной своим гостиничным номером.
— Тебе придется отнести ее обратно!
— Ладно-ладно, — отмахнулась Мэгги, снова входя в гостиную. — Она здесь временно. В гостях.
— И где ты ее взяла?
— На моей новой работе. Занимаюсь грумингом собак в «Элегант по». Ясно? Меня туда взяли. Работаю уже два дня. Довольна?
— Поговорим о счете за телефон, — выпалила Роуз, забыв данную себе клятву оставаться спокойной и рассудительной. — Ты звонила в Нью-Мексико?
— Не думаю, — покачала головой Мэгги.
— А это что? — поинтересовалась Роуз, сунув счет ей под нос.
Мэгги прищурилась.
— Ах да!
— «Ах да» что?
— Попросила погадать на картах Таро! Но, клянусь, всего полчаса, не больше! Я не думала, что это так дорого.
— Карты Таро, — повторила Роуз.
— Это было как раз перед собеседованием, — оправдывалась Мэгги. — Нужно же было узнать, благоприятный ли это день для новой работы.
— Невероятно… — пробормотала Роуз, обращаясь к потолку.
— Роуз, неужели нужно заводить этот разговор прямо сейчас? Я ужасно устала. Ночь выдалась тяжелой.
— Еще бы! — фыркнула Роуз. — Проработать целых два дня! Ты, должно быть, с ног валишься.
— Брось, заплачу я за телефон!
Собака уставилась на Мэгги и, презрительно фыркнув, вскочила на диван, где принялась драть когтями подушку.
— Прекрати, — зашипела Роуз. Но песик, не обращая на нее внимания, продолжал устраивать себе гнездо, после чего улегся и немедленно заснул.
— Мэгги! — заорала Роуз. Ответа не было. Из-за закрытой двери слышался шум бегущей воды.
— А другой сюрприз? — растерянно спросила Роуз. Ответа по-прежнему не было. Она постояла под дверью ванной, сжимая в руке счет, прежде чем брезгливо отвернуться. Завтра утром, — пообещала она себе.
Утро началось с того, к чему она уже стала привыкать, — звонка от очередного кредитора.
— Могу я поговорить с Мэгги Феллер? Это Лайза из «Лорд и Тейлор». (Или Карен из «Мэйси». Или Элейн из «Тайн Виктории».)
Приходя домой, Роуз обнаруживала, что автоответчик забит сообщениями. «Стробридж», «Блумингдейл», «Ситибанк», «Американ экспресс».
— Мэгги! — окликнула Роуз. Сестра удобно устроилась на диване. Собака свернулась калачиком на подушке, брошенной на пол. И, как заметила Роуз, украшенной разводами слюны.
Мэгги не повернулась. Не открыла глаза. Просто протянула руку. Роуз сунула ей трубку и направилась в ванную комнату, прикрыв за собой дверь, чтобы не слышать разъяренного голоса Мэгги, повторявшего на все более высоких нотах: «да», «нет» и «я уже выслала вам чек».
Когда Роуз вышла из душа, Мэгги все еще разговаривала, а пес с увлечением грыз нечто весьма похожее на ее красный ковбойский сапожок.
— Иисусе! — прошипела она, злобно хлопнув дверью.
Вне себя, Роуз спустилась вниз и перешла улицу в надежде, что машина будет стоять примерно там, где она ее оставила перед вылетом в Чикаго. Так оно и оказалось. Возблагодарив Господа за малые милости, она уселась за руль и уже хотела включить зажигание, когда какой-то старик постучал в стекло, перепугав ее до полусмерти.
— Не стоит, — посоветовал он.
— О чем вы?
— Башмак. Поглядите получше.
Роуз вылезла и обошла машину. Точно. На переднем колесе красовался ярко-желтый металлический башмак с прикрепленным к нему ярко-оранжевым извещением.
— Правонарушение? — тупо повторила Роуз, прочитав извещение.
Мэгги!!!
Посмотрев на часы, Роуз решила, что в запасе достаточно времени, чтобы добежать до дома и задать пару вопросов младшей сестре. Пролетела через вестибюль («Забыли что-нибудь?» — крикнул ей в спину швейцар), нажала кнопку вызова лифта и все то время, пока кабина поднималась, пожирала испепеляющим взглядом потолок. Промчалась по коридору и ворвалась в квартиру.
— Мэгги!
Молчание. Шум воды.
Роуз повернула ручку. Дверь оказалась не заперта. Роуз влетела в ванную комнату и уже протянула руку, чтобы сорвать душевую занавеску, потребовать наконец вразумительного ответа, и плевать на то, что сестра голая!
Она шагнула в наполненную паром ванную и замерла. Сквозь полупрозрачный пластик занавески отчетливо вырисовывался женский силуэт. Мэгги стояла спиной к двери, прижавшись лбом к кафелю стены, до Роуз отчетливо доносился ее rondc.
— Дура… дура… дура… дура…
Роуз оцепенела. Мэгги вдруг напомнила ей голубя, которого она видела когда-то. Она шла в «Уа-уа» и на углу едва не споткнулась о голубя. Вместо того чтобы испугаться, птица злобно уставилась на Роуз крошечными, налитыми ненавистью глазками. Роуз чуть не упала, и только когда пошла дальше, поняла, в чем дело. Одна ножка голубя была зверски изувечена и поджата к телу, и птица ковыляла на единственной уцелевшей.
