помчалась, насколько то позволяли ее больные ноги, вниз по древним ступеням. У запертой двери кучкой стояли еще лиллипуты с маленькими факелами из пропитанного бараньим жиром камыша.
Стряпухе удалось отодвинуть щеколду.
Когда дверь, наконец, распахнулась, за ней, в дальнем конце коридора, обнаружились Профессор с Марией, чуть видные в свете выдохшегося электрического фонарика, – сидя на дыбе, они уплетали лиллипутских овец и лиллипутский же хлеб, в немалых количествах доставленный им сквозь разбитое окно еще одной командой спасателей. Профессор пребывал в отличнейшем настроении, он даже забыл о том, что сидит запертым в подземельи.
– А-а, миссис Ноукс! – закричал он, взмахивая бараньей ногой. – Входите, входите! Как раз вовремя, чтобы разделить с нами эти миниатюрные яства! Совершенно по вашей части, миссис Ноукс, образчик кулинарного искусства, который заинтересовал бы и самого Гудмана. Баранина положительно тает во рту. Присаживайтесь на стул. Ах да, стульев здесь нет! Присядьте на плаху, миссис Ноукс. Позвольте предложить вам парочку этих барашков. Съешьте их и вы немедленно вспомните о досадной ошибке в расчетах, сделанной доктором Свифтом, когда он оценивал число овец, которых ежедневно потреблял хирург Гулливер, проживая на острове лиллипутов. Боюсь, бедный Декан запутался в кубических корнях. Хватило бы, говорит он, дорогая моя миссис Ноукс, для прокормления тысячи семисот двадцати восьми лиллипутов. Однако ж, если голодный лиллипут способен съедать, скажем, по одной бараньей ноге в день, то тысяча семьсот двадцать восемь таких едоков проглотили бы двести восемьдесят восемь полноценных баранов. Можете ли вы представить себе, миссис Ноукс, как вы поглощаете двести восемьдесят восемь таких барашков в день, барашков, которых сам Декан называет равными размером жаворонку и поедаемых, как было принято в то время поедать жаворонков, прямо с костями? Вы способны в один день съесть двести восемьдесят восемь жаворонков, а, миссис Ноукс? Нетнет. Двадцать восемь это еще куда ни шло. Оценка завышена по крайности в десять раз.
Стряпуха на всю эту чепуху не обратила никакого внимания. Она бросилась к Марии и прижала ее к своей просторной груди.
Когда с объятиями было покончено, Профессор засеменил по подземелью в поисках какой-нибудь плахи, на которой могла бы поудобнее расположиться его старинная приятельница. Твердо решив попотчевать ее барашком, он перепробовал несколько более-менее пригодных для сидения предметов обстановки и, наконец, остановился на старинном сундуке, притулившемся к поручам. Профессор поволок сундук по полу, и у того открылась крышка. Сундук наполняли старинные пергаменты.
– О Господи! – воскликнул Профессор. – Вот так находка! Ктонибудь, подержите фонарик. Батюшки, Мария, да тут прямо сверху валяется грамота, в которой сказано, что твои предки овладели замком Мальплаке в тринадцатом веке! А вот еще Castellum Male Рпуйфхн, писанный позднекаролингскими минускулами. Постойте-ка! А это что такое? Бог ты мой, неужели… Как интересно… Если вообразить, что кому-то придет в голову ходатайствовать о рассмотрении дела, ссылаясь на эту грамоту и основываясь на норме mort d'ancestre, ну, может быть еще с примесью praemunire, хотя в основном все-таки mort d'ancestre, и если предположить, что… Господи помилуй, но это же чрезвычайно интересно! Знаешь, Мария, я, пожалуй, позволю себе сунуть этот документ в карман, чтобы как следует поработать над ним на досуге.
Глава XXVII
Поздней ночью по графству, которое предки Марии именовали парком, двигались две экспедиции. Из своего отдаленного дома возвращался с долотом и коловоротом викарий, а в противоположном направлении и по другой дороге направлялись к домику Профессора его владелец и Мария. К огорчению Профессора, Мария, отдохнувшая и насытившаяся, напрочь отказалась позволить ему отрабатывать на ней приобретенные в бой-скаутах навыки. Чтобы утешиться, Профессор дорогой показывал ей звезды и говорил, какая как называется. Над головами их мягко тлело мотыльковое крыло Млечного Пути, относительно которого Профессор уверял, что на самом деле он называется «Млечный Пот» да только люди по обыкновению все перепутали.
Было уже около часу ночи, Кентавр-Стрелец неспешно проходил зенит, и старик сказал Марии, что вблизи этого созвездия располагается центр Вселенной. Сами они вращаются вокруг Солнца, а Солнце вращается вокруг упомянутого центра со скоростью, в десятки тысяч раз превосходящей скорость пассажирского экспресса, и центр этот сейчас очень легко наблюдать. Мария от такого обилия вращений почувствовала головокружение, тем более, что идти ей приходилось, откинув голову назад, чтобы видеть, что там творится в зените. Ощущение было такое, что она сама вот-вот начнет вращаться и, рассыпавшись в синюю пыль, присоединится к туманностям, покрывшим небо мучнистым пушком.
В домике Профессор вдосталь напоил ее одуванчиковым вином и уложил в постель.
Устроив Марию на ночь, он выкатил из угольного сарая трехколесный велосипед, прихватил с собой котелок и пальто, чтобы прикрыть свои ветхие одежды, запер входную дверь и спрятал ключ под геранью, как обещал. Он заглянул в окно, за которым уже мирно спала Мария, и сказал себе, что все в порядке. Время, чтобы, основываясь на ссадинах и кандалах, потребовать у полиции защиты и предъявить обвинение негодяям, о которых рассказано в нашей истории, самое что ни на есть подходящее. Будь Лорд Наместник хоть в Бане, хоть в Подвязке – пусть даже в постели, придется его без промедления оттуда извлечь.
– Скорость! – восклицал, вертя педали, Профессор. – Стремительность! Окучивай железо, пока горячо! Никогда не откладывай ложки дегтя на завтра!
Когда викарий, дважды проделав один путь, добрался, наконец, до дворца, он и мисс Браун, не теряя времени, спустились в подвал, чтобы приступить к уловлению лиллипутов. Некоторое время они простояли, созерцая при свете оплывшей свечи открытую дверь. Викарий даже гудеть перестал.
– Сбежали!
Первым делом, он взглянул на мисс Браун, уверенный, что это она обвела его вокруг пальца. Но поскольку и она с тем же выражением уставилась на него, и поскольку физиономии у обоих были одинаково злобные, каждый из них инстинктивно поверил другому. Вбежав в подземелье, они принялись шарить среди пыточных орудий. Они обыскали и другие подземелия тоже. Потом присели на затянутый паутиной пустой бочонок и просидели на нем так долго, что серые мышки, осмелев, повылазили из щелей и зашуршали по полу.
Первой рот открыла мисс Браун.
– Как бы там ни было, а они сбежали.
– Вместе с карликами.
– Он отвел ее в свой домишко, как и говорил, когда мы подслушивали, а сам покатил на трехколеснике к констеблю, чтобы на нас заявить.
