жалобный вой.
– Эй, Дэб, – наконец простонала Тиш, – у тебя есть какой-нибудь, блядь, анальгин, или типа того?
Не ответив, Дэб встала и, покопавшись в выдвижном ящике, и извлекла на свет божий пузырек с анальгетиками и пачку «Черного Собрания», оставшуюся от какой-то из прошлых бурных ночей. Она вступила в неравный бой с крышечкой пузырька, а победив ее, выдала каждой подруге по паре колес.
– О, это клево! – сказала Сэл, запихавши колеса в свой зоб и запивши чайком, – завтрак, бля.
– Уж скорее обед, хули, – сказала Тиш, заглотав свою дозу.
– Нет, на хуй, ужин, в натуре, – поправила подруг Дэб, глянув в окошко на быстро угасающий день. Но, ебать-колотить, день ведь угаснет и без их участия.
Они были тварями ебаной ночи, не так ли, эй, бля?
Дэб стащила из пачки одну из бессмертно модных декадентских сигарет и испытующе потрясла коробку заляпанных жиром сучков люцифера, стоявшую вот уже несколько месяцев на грязнющем столе. Открыв ее, она с нетерпением стала выкидывать палочки бесполезного древесного угля, пока не наткнулась на ту, что еще не использовала. Чиркнув ею, она глубоко и чуть-чуть нарочито затянулась «Черным Собранием», потом затушила сернисто пахший сучок люцифера и положила его обратно в коробку.
Билко сидел на столе у себя на флэту еще ниже по склону холма. Он только что сползал до лавки – надыбать чего-нибудь похомячить, ну, и еще там хуе-мое, и теперь вот сидел себе и посасывал холоднющую банку СУПЕРКРЕПКОГО ЛАГЕРА(tm). Он поставил последнюю запись «Псов Тора» на старенькую вертушку и притопывал ножкой в такт зловещим запилам шведских рокеров-сатанистов. На секунду он оторвался от лагера, поставил его на стол и вытащил из кармана свой «Старый Холборн». Открывши пластиковую пачку, он покопался в ее отсыревшем и досконально покоцанном содержимом, случайно накнувшись на пакетик оранжевых «Ризл». Секунду спустя он чиркнул сернисто пахшим сучком люцифера и глубоко затянулся отстойнейшей самокруткой, набирая полные легкие ароматного дыма и прерывая этой процесс лишь затем, чтобы выплюнуть блудные табачные крошки.
Наконец Билко начал, пока еще смутно, ощущать себя человеком. Чего он кое о ком ну никак не мог сказать, подумал он с самодовольным хихиканьем. Отвращенье, испытанное им в момент пробужденья, потихоньку сменилось осознаньем того, какой же он все-таки ушлый ублюдок. Впрочем, он никогда не петрил в чистящих веществах. Никогда не видел в них особой нужды, и уж, точно, не представлял, что сортов их такая прорва. Что существует такой охуенный выбор. Кто, имеем Ебли, покупает всю эту поебень? До него никак не могло дойти, в честь чего это «Джиф» лучше «Доместоса», а «Флэш» эффективнее «Харпика»? Кто, блядь, может это определить? В натуре, искрящая белизна не была по его части, и ни на одной бутылке к тому же не было никаких указаний, как сделать то, что он задумал. И в натуре, не мог же он просто взять и об этом спросить? От одной этой мысли он громко расхохотался посреди магазина, представив себе выражение сонной физии продавца, когда тот допрет, с каким, в сущности, типом имеет дело: «Прости, кореш, а у вас есть хоть что-нибудь, чтобы…» Он поднял глаза посредине очередного приступа хохота и увидел, что старый кассир внимательно наблюдает за ним, глядя в кривое зеркало для контроля за клептоманами. Соберись-ка, сынок, подумал он, потом распрямился, прочистил горло и попытался сканать за нормального покупателя.
В оконцовке он решил купить по экземпляру всех средств. Чувачина за кассой посмотрел на него с непонятной иронией. Все, зачем Билко приходил сюда раньше – это был лишь его дневной рацион СУПЕРКРЕПКОГО ЛАГЕРА(tm).
– Прибираемся перед весной? – спросил чувачина.
– Йе, типа того… Надо кое-что дэцл почистить, брателло! – подтвердил Билко, чудом сдержав истерический хохоток. Вернувшись домой, он просто вылил в ванну все, что купил, предоставив различным разноцветным растворам смешиваться, как попало.
Примерно в это же время Дэб и нашла тот флаер. Он был выполнен строго в черных и красных тонах, совсем не как те радостно-желтые рожи, взывавшие к заурядным клубистам.
– Эй, гляньте-ка на это, – сказала она, бросив флаер на стол под нос своим подружкам.
По верху готическим шрифтом шла надпись, похожая на легенду:
ФЕСТИВАЛЬ НОЧИ.
А еще ниже значилось:
АББАТСТВО В УИТБИ, 31 ОКТЯБРЯ
Это ж ебаный Хэллоуин! Круто!
– Бля, заебись! Поехали, хули! – с энтузиазмом подпрыгнула Сэл, точно эхо, повторив мысли Дэб. – Скока стоит?
– Вот ведь жопа, целых тридцать ебаных фунтов.
– Ну а кто хоть лабать-то будет? – спросила Тиш, явно все еще не сеча поляну.
Сэл зачитала вслух список команд:
– Псы Тора, Суккубы, Адские Шлюхи, Христианские Хуесосы, Сестры Милосердия, Баухаус, Сепультура, Кьюбенейт, «Зэ Неф», Розы Лавины, Автралиский Белый Дом, Австралийский Погром…
– Йоу, супер, я это НЕ ПРОПУЩУ! – завопила Тиш, едва в силах сдерживать возбуждение. Она взяла штуку «Черного Собрания» и чирканула сернисто пахшим сучком люцифера, а потом набрала себе полные легкие дыма. – Это в натуре пиздец заебато круто, а? Это, дифчонки, как вы считаете, каковы, хули, шансы, что парни нас проведут?
«О йе, шансы-обжимансы! – подумала Дэб. – Чертовы Сестры тоже будут лабать. Уж Пит-то как пить дать проведет ее хоть за дырку от бублика.»
– Ну, хули, парням придется немного растолковать, чего хотят девочки, – она захихикала, – Но, блядь, ручаюсь, они просекут поляну!
Билко выпустил жидкость из ванны, и теперь на плите побулькивала большая кастрюля. Уж такая-то штука точно впечатлит Дэб. Она просто не сможет устоять перед ним. Весь день он слушал «Псов Тора», но только что врубил ящик, чисто в качестве фона. Он протопал на кухню и заглянул в кастрюлю. Так.
