проверил, хорошо ли действует баллончик, поскольку он не был приспособлен для пальцев ДБДГ. Как только он уверился в том, что сумеет уверенно направить струю жидкости, Конвей направился к беззащитному пушистому клубочку – пациентке ДБПК.
– Конвей, вы что там, проклятие, задумали? – поинтересовался О'Мара.
– В данных обстоятельствах цвет краски не должен слишком волновать нашу пациентку, – отозвался Конвей, размышляя вслух и не отвечая пока на вопрос Главного психолога. – Приликла, – продолжал он, – будь так добр, переберись поближе к пациентке. Я уверен, что в ближайшие несколько минут в ее эмоциональном излучении произойдут выраженные изменения.
– Твои чувства мне видны, друг Конвей, – ответил Приликла.
Конвей нервно рассмеялся и проговорил:
– В таком случае я перефразирую: друг Приликла, я совершенно уверен в том, что знаю ответ. Ну а что там у нас с эмоциями пациентки?
– Без изменения, друг Конвей, – отозвался эмпат. – Господствует ощущение озабоченности – то же самое, что я уловил вскоре после того, как пациентка пришла в сознание и оправилась от первого порыва страха и смятения. Я улавливаю глубокую озабоченность, печаль и беспомощность и… и вину. Вероятно, она думает о своих погибших друзьях.
– О друзьях – это точно, – пробормотал Конвей, нажал на рычажок и принялся обрызгивать красящим составом проплешину над хвостом ДБПК. Краска была ярко-красная, совершенно безвредная. – Она переживает за своих друзей, которые еще живы.
Краска быстро высохла и образовала прочную эластичную пленку. Когда Конвей наложил второй слой, пациентка высунула головку из-под пушистого хвоста, взглянула на покрытую краской проплешинку, повернула мордочку к Конвею и долго не спускала с него взгляд своих больших влажных глаз. Конвей еле удержался, чтобы не погладить ее по головке.
Приликла издал взволнованную непереводимую трель и сообщил:
– Эмоциональное излучение пациентки подверглось значительным изменениям, друг Конвей. Вместо озабоченности и тоски она теперь излучает необычайное облегчение.
«И я, – подумал Конвей, – тоже», а вслух сказал:
– Все, ребята. Отбой тревоги. Никакого заражения нет.
Все смотрели на него, а чувства в палате бушевали столь сильные, что Приликла прицепился присосками к потолку и трясся, словно угодил в самый эпицентр сильнейшего урагана. Лицо полковника Скемптона с экрана исчезло, и теперь Конвей видел только суровое, словно бы высеченное из гранита лицо Главного психолога. Глазами О'Мара метал молнии.
– Конвей, – хрипло проговорил он, – объясните, в чем дело.
Конвей начал объяснения с того, что попросил включить видеозапись с момента за несколько минут до того, как пациентка-ДБПК пришла в сознание после операции. В то время, как все наблюдали за Торннастором, кельгианской операционной сестрой и Эдальнетом, отошедшим на пару шагов, чтобы поправить воздушный шланг пациентки, Конвей сказал:
– На борту «Ргабвара» никто не пострадал потому, что в то время пациентка была без сознания. Что касается троих членов хирургической бригады, то они, пожалуй, для кого-то из своих сородичей могут казаться красавцами, но для существа – подчеркну, для существа, не достигшего зрелости, – которое видит их впервые в жизни, все трое запросто могли показаться жуткими страшилищами. В таких обстоятельствах вполне понятен и страх, и паника, но обратите, пожалуйста, особое внимание на то, как отреагировала пациентка физически на кажущуюся угрозу.
Ее глаза широко открылись, – продолжал Конвей, – тело напряглось, грудная клетка расширилась. Вы все, конечно, согласитесь с тем, что это вполне нормальная реакция. В первые мгновения страх сковал пациентку, затем последовала гипервентиляция – пациентка набрала в легкие как можно больше воздуха то ли для того, чтобы крикнуть и позвать на помощь, то ли для того, чтобы подготовиться к спешному бегству. Но наше внимание было сосредоточено на троих медиках и пострадавшем вместе с ними работнике транспортировочной бригады, и потому мы не заметили, что грудная клетка пациентки оставалась расширенной несколько минут и что на самом деле она задержала дыхание.
На экране Торннастор тяжело рухнул на пол, сестра-кельгианка упала и превратилась в груду серебристо-серого меха, стукнулся с треском об пол жесткий панцирь Эдальнета, повалился без чувств парень-транспортировщик. Затем все, у кого не было средств защиты, бросились к носилкам и к кислородным аппаратам. Конвей продолжал:
– Воздействие этого так называемого «микроба» было внезапным и тяжелейшим. Удушье, частичная дыхательная недостаточность, глубокий обморок, явные признаки поражения произвольной и непроизвольной мышечных систем. Однако не имело места повышение температуры – первый признак инфекционного заболевания. Если же мы исключим инфекцию, то остается сделать вывод о том, что ДБПК не настолько беззащитны, как кажется…
Для того чтобы стать доминирующей формой жизни на своей родной планете, ДБПК должны были обзавестись каким-то средством самообороны, – продолжал свои пояснения Конвей. – Точнее говоря, у тех существ, что отчаянно нуждались в таком средстве, оно имелось. Вероятно, взрослые ДБПК были достаточно сообразительны и подвижны и умели без лишних неприятностей защищать своих детенышей, когда те были малы. Но потом детеныши становились слишком крупными, и их уже невозможно было переносить с места на место, но при этом они оставались слишком неопытными и сами себя защищать не умели. Постепенно у них сформировалось средство самообороны, весьма эффективно действовавшее на все живое и дышащее.
При угрозе со стороны естественных врагов юные ДБПК выпускали газ, по принципу действия напоминавший древний земной яд кураре, а по скорости действия – некоторые из изобретенных позднее нервно-паралитических газов. В результате враг переставал дышать и более не представлял угрозы для подростка-ДБПК. Однако этот газ являлся обоюдоострым оружием – он вызывал удушье у всех кислорододышащих, в том числе и у самих ДБПК. Но механизм выброса газа заставлял ДБПК инстинктивно задерживать дыхание, а это означало, что ядовитое вещество имело сложную и неустойчивую молекулярную структуру, что оно разлагалось и становилось безвредным через несколько мгновений после выброса, но в это время потенциальный враг уже не мог грозить юному ДБПК.
По мере развития цивилизации и возникновения городов большие группы ДБПК стали жить рядом, скученно, и защитный механизм, которым природа наделила детей, стал опасной помехой для компактного проживания. Неожиданно напуганный ребенок, среагировав инстинктивно, мог непреднамеренно убить своих родителей, случайных прохожих на улице или соучеников в школе. Поэтому орган, выпускавший ядовитый газ, покрывали краской и запечатывали до тех пор, пока ребенок не достигал зрелости. Сам же орган к этому времени становился неактивным. На взгляд Конвея, должны были существовать какие-то психологические или социальные причины, согласно которым орган подростков красили «под взрослый»…
– Но наша пациентка – представительница народа, владеющего техникой для космических полетов, и она должна была быть морально готова к встрече с другими разумными существами, – продолжал Конвей. Запись закончилась, он отвернулся от экрана. – Она отреагировала инстинктивно, потому что была слаба и перенесла сильные травмы. Между тем она почти сразу же поняла, что натворила. Судя по наблюдениям Приликлы, ею владело чувство вины и сожаления из-за содеянного, из-за того, что она сделала с некоторыми из тех, кто ее спас. Она не могла предупредить нас о том, что всем нам грозит опасность, и поэтому тоже сильно переживала. Теперь она снова безопасна и испытывает облегчение. Судя по ее эмоциональной реакции, я бы сказал, что ДБПК – очень милые создания…
Конвей умолк. На экране коммуникатора к О'Маре снова присоединился полковник Скемптон. Вид у полковника был немного растрепанный и смущенный. Не спуская глаз с чего-то, что не попадало в видеоискатель, он заговорил:
– Мы получили сообщение с «Декарта» несколько минут назад. Вот что в нем говорится: «Не выполняю вашего последнего распоряжения. Родная планета ДБПК найдена, процедура установления контакта успешно продвигается. Судя по вашему сообщению, пациентка является особью
