– Однако, если вы способны использовать свой телепатический орган для крика, следовательно, эта способность у вас не окончательно утрачена. Это вселяет надежды, поскольку от способности кричать до способности членораздельно говорить и слышать вас, вероятно, отделяет всего один шаг. Вот почему два лучших врача нашего госпиталя намерены прооперировать ваш мозг и попытаться ликвидировать патологию. Во время операции вы будете в сознании, но боли не почувствуете, так как головной мозг лишен болевых рецепторов. Но некоторые изменения сенсорики в процессе операции все же возможны. Нам бы очень помогло ваше участие, и мы были бы вам очень благодарны, если бы вы сообщали нам об этих изменениях чувствительности и о том, как они сказываются на вашем психологическом состоянии. Туннекис, согласны ли вы на эту операцию и будете ли помогать нам в ее выполнении?
О'Мара знал, что операция будет сделана в любом случае, даже без согласия Туннекиса, но решил, что милосерднее внушить пациенту мысль о том, что его слово что-то значит.
– Я... я боюсь, – отозвался Туннекис, находящийся в немыслимой дали. Издав негромкое непереводимое шипение, он продолжал:
– Я боюсь этого места, боюсь ваших холодных, блестящих, щелкающих машин, которые что-то делают со мной, боюсь всех чудовищ в этой больнице, которые меня окружают, и вас тоже боюсь. Но больше всего я боюсь так жить дальше. Пожалуйста, сделайте что-нибудь! Я так хочу, чтобы этот черный, жуткий страх ко всему и ко всем прекратился.
О'Мара вспомнил о докторе Сердале, о своем последнем визите к нему. Невзирая на применение сильнейших успокоительных средств, Сердаль продолжал бредить, кричать и совершенно не владел собой. О'Мара думал о других сотрудниках, чей контакт с Туннекисом был не таким интенсивным и которые чувствовали себя пропорционально лучше. Он мог бы сказать Туннекису, что понимает его, потому что есть и другие, ощущающие тот же сильнейший, безотчетный страх ко всем окружающим, проявляющийся в форме маниакальной ксенофобии, но это бы только еще сильнее расстроило и без того напуганного и издерганного кермианина.
Поэтому О'Мара мягко проговорил:
– Мы хотим вылечить вас, Туннекис, и хотим устранить причину этого страха. Вы поможете нам?
Молчание, казалось, продлилось дольше нескольких секунд, зафиксированных хронометром, но вот наконец послышался ответ:
– Да.
О'Мара испустил вздох облегчения, прозвучавший подобно взрыву, и отвел взгляд от экрана. Брейтвейт был доволен, но спокоен, Торннастор взволнованно притоптывал ногой, Приликла, реагируя на чье-то эмоциональное излучение, слегка подрагивал, а Конвей хмурился и покусывал нижнюю губу. О'Мара вздохнул потише.
– Конвей, – сухо проговорил он. – Я все вижу. Вы думаете о том, что в наших действиях что-то глупо. И?..
– Я был слишком занят в последнее время для того, чтобы поблагодарить вас, как подобает, а также для того, чтобы ознакомить вас с самой последней информацией, – поспешно проговорил Конвей. – Вы были совершенно правы, заставив нас встряхнуться и заново пересмотреть случившееся с Туннекисом. Орлигианин, офицер-медик с базы на Керме, когда-то занимался криминалистикой. Он подверг инцидент с Туннекисом скрупулезнейшему криминалистическому анализу и произвел микроскопическое исследование улик на месте преступления – то есть, прошу прощения, происшествия. Он отправил нам результаты точнейших анализов всех материалов, из которых изготовлен автомобиль Туннекиса, в том числе – краски, которой она покрыта изнутри и снаружи, и состава обивки салона. Причем к результатам анализов, проделанных после удара молнии, он приложил результаты тех же анализов для интактного автомобиля и данные полного медицинского обследования здорового кермианина. Но верный путь нам указали именно вы, сэр, и...
– Лесть на меня не действует, – резко прервал Конвея О'Мара. – Давайте-ка ближе к делу.
– Дело в том, – взволнованно продолжал Конвей, – что ничего подобного тому, что приключилось с Туннекисом, раньше на Керме не происходило, поскольку техника там развита слабо и автомобили – одно из последних нововведений. Кратковременный резкий подъем температуры и воздействие электрического разряда молнии привело к образованию токсических паров внутри салона машины. Токсические вещества попали в дыхательную систему, а затем – в головной мозг пациента. Я ошибочно решил, что единственными травматическими повреждениями являются небольшие ссадины на поверхности тела Туннекиса. Но теперь я знаю, что все иначе, и Торннастор изготовил специфическое средство для детоксикации пораженного участка головного мозга пациента. Я уверен... вернее говоря, я готов высказать сдержанный оптимизм по поводу благоприятного исхода.
О'Мара на миг пристально посмотрел на Конвея и сказал:
– Вы явно собираетесь сказать: «Но».
– Но работа предстоит очень тонкая, – продолжал Конвей, – и я бы предпочел воздержаться от применения аппаратуры с дистанционным управлением и хотел бы оперировать, так сказать, вручную. Я целиком и полностью осознаю риск, сопряженный с длительным воздействием ментального контагиона Туннекиса, но не думаю, что операция будет долгой. Сэр, я должен быть там.
– И я, – почти в унисон добавили Торннастор и Приликла.
О'Мара некоторое время молчал. Он гадал – как это ощущается по- настоящему, не со слов Сердаля и других пострадавших, пытавшихся описать свое состояние... что можно почувствовать, когда высшие уровни сознания исчезают и ты начинаешь все с большей подозрительностью и страхом воспринимать всех сотрудников госпиталя иных видов, кроме твоего собственного. Он думал о том, как бы такие чувства испытал он сам в отношении тех, кого знал, уважал и любил столько лет. О'Мара собрался с мыслями – покуда у него еще были мысли...
– И я, – буркнул он. – Понадобится хоть кто-то, кому хватит ума выдернуть вилку из розетки, если окажется, что мы перекрыли лимит времени. – Он посмотрел на Приликлу. – Но не ты, маленький друг. Ты будешь залетать в операционную каждые пятнадцать минут, следить за нашим эмоциональным излучением и сообщать о результатах осмотра. Все остальное время ты будешь держаться на безопасном расстоянии. Ты сумеешь увидеть, что что-то не так, задолго до того, как это почувствуем мы. И как только ты заметишь хотя бы малейшие признаки огрубления интеллекта, нечуткого, нетактичного или антисоциального поведения, ты должен будешь велеть бригаде охранников немедленно вывести нас из операционной, что бы мы ни говорили и как бы ни протестовали. Понятно?
– Да, друг О'Мара, – ответил эмпат.
Торннастор быстро топнул попеременно тремя ногами и повернул один глаз в сторону Конвея. У пожилых тралтанов всегда страдал слух, и потому его «тихий» шепот услышали поголовно все.
– Нетактичное, нечуткое поведение, – прошептал Торннастор. – Как, интересно, можно его определить, как патологическое, когда речь идет об О'Маре?
Операционная номер сто двенадцать была в полной боевой готовности. Конвей, Торннастор и О'Мара вошли и быстро заняли свои места. Микрохирургические инструменты, сканер с высоким увеличением, видеокамера, модифицированный кристаллический раствор, приготовленный в Отделении Патофизиологии, – все было несколько раз проверено и перепроверено заранее, поэтому теперь можно было без проволочек приступать к работе.
– Постарайтесь расслабиться, Туннекис, – ободрил пациента О'Мара. – На этот раз мы знаем, куда отправляемся, поскольку уже однажды там побывали. Участок проникновения инструментов будет анестезирован, а внутри мозга болевых ощущений не будет. Говорите со мной, когда пожелаете, и не волнуйтесь. Вы готовы?
– Да, – ответил Туннекис. – Наверное.
На большом операционном экране снова возникло увеличенное изображение с видеоискателя крошечной видеокамеры из арсенала микроинструментария Конвея.
