потребовало проведения крупных строительных работ вдоль всего побережья Ла-Манша!
Чтобы закончить рассказ, необходимо перенестись почти на шесть лет вперед, к публикации официального отчета маршала авиации сэра Родерика Хилла о военно-воздушных операциях, проведенных авиацией Великобритании в связи с появлением германских летающих бомб и наступательных ракет. В этом приложении к правительственному сообщению, опубликованному в октябре 1948 года, говорилось:
«Первый намек на то, что враг намерен использовать ракеты дальнего радиуса действия для военных целей, содержался в отчете, полученном в этой стране вскоре после начала войны. К концу 1942 года об этом проекте стало известно несколько больше, когда агенты докладывали, что пробные стрельбы подобными реактивными снарядами были проведены совсем недавно на балтийском побережье. В начале 1943 года была установлена связь между этой деятельностью и германским испытательным полигоном в Пенемюнде».
Однако британские власти впервые узнали о германском реактивном проекте из так называемого «Осло» – отчета, попавшего в британскую секретную службу в 1939 году. В мае 1942 года «москиты» авиационного разведывательного соединения в ходе обычного полета по наблюдению за военными кораблями в Киле и военно-морской базой в Швайнемюнде в устье Одера, пролетели вдоль низменного балтийского побережья Мекленбурга. «Москиты» сфотографировали то, что можно было описать, как «большие круги» вокруг точки, которая была определена как Пенемюнде. И хотя отчет пилота был разослан во все заинтересованные департаменты, ничего особенного, похоже, не было сделано.
Первые V2 – до того, как Гитлер придумал называть его Vergeltungswaffen (оружие возмездия), – известные, как А4, были запущены с Пенемюнде генералом Дорнбергером и Вернером фон Брауном в октябре 1942 года. Примерно в то же самое время первые V1, тогда известные как Модель F103, были закончены в Пенемюнде. В конце осени 1942 года британские шпионы по обеим сторонам Балтики начали регулярно сообщать об оружии дальнего радиуса действия.
Эксперты разведки в министерстве обороны в Лондоне, специализирующиеся на технических вопросах, давно знали о существовании немецкого исследовательского учреждения на побережье Балтики. Все считали, что это был полигон для испытания тяжелой артиллерии. Впоследствии от своих друзей в Лондоне «Робин» узнал, что только после его сообщения, связавшего Пенемюнде с немецкими планами строительства тяжелых бетонных конструкций вдоль побережья Ла-Манша, Пенемюнде отождествили с ракетами, предназначенными для бомбардировки Лондона. Таким образом, «Робин» дал ключ к пониманию германских намерений.
Это привело к внимательному изучению донесений и других агентов за последние несколько месяцев, что, как водится, привело к фотографиям аэрофотосъемки, полученным в мае прошлого года. Немедленно были отданы приказы возобновить аэрофотосъемку Пенемюнде. Фото, полученные день за днем и неделю за неделей, были тщательно изучены, и спустя какое-то время, после одного из таких разведывательных полетов, кто-то из офицеров заметил крошечный самолет – V1 – на том месте, которое было определено, как взлетно-посадочная полоса Пенемюнде. Примерно в то же самое время члены подполья вдоль всего побережья Ла-Манша, которые были приведены в боевую готовность после получения сообщения «Робина», обнаружили строительство близ Ваттена огромных таинственных сооружений.
Сам «Робин» в начале 1943 года по-прежнему был в состоянии оказывать разведке дальнейшую помощь. Естественно, его интерес был возбужден, и он предупредил все группы, входящие в его сеть, сделать необходимые запросы. Из Восточной Франции пришло сообщение от недавно завербованного члена группы. Это был бельгиец, житель небольшого городка Юпен, расположенного на германо-бельгийской границе. Как немца его призвали на службу в вермахт, и в 1942 году его подразделение было расквартировано на балтийском побережье, где он действительно видел ракетные стрельбы. Вскоре его перевели во Францию, где он сразу же дезертировал, присоединившись к подполью.
Через два дня после того, как «Робин» почистил карманы немца, его вновь позвали в отель «Ройяль Монсо». Однако на этот раз его приветствовали «плохими новостями».
«Mein lieber Freund, – обратился немец к «Робину», – я говорил вам, что работаю над очень важным делом. Только что получен приказ из Берлина. Я должен немедленно выехать на север Франции и рассчитываю вернуться через неделю или две, и надеюсь, что после моего возвращения вы придете повидаться со мной».
«Робин» никогда больше не видел этого штандартенфюрера. В начале 1943 года, когда он был уверен, что немец уже вернулся в Париж, у «Робина» возникли подозрения, что служба СД с авеню Фош проявляет повышенный интерес к «Жаку Вальтеру из Страсбурга».
Достигнув столь многого за последнее время, он, естественно, предпочел не засовывать голову в пасть льва, и потому больше об этом деле никто ничего не слышал, пока спустя несколько лет в одной из многих статей о храбрости «Робина» не написали: «Он завоевал доверие офицера германских вооруженных сил, в результате чего смог проникнуть к врагу и заполучить документы огромной ценности».
К этому времени «Робин», в дополнение к тому, что он был агентом британской разведывательной службы, связался с группой французского Сопротивления, которым руководил из Лондона полковник Морис Бакмастер. В начале 1943 года именно он отвечал за возникновение страшного хаоса в германской транспортной системе на севере Франции. Хаос стал результатом смелой операции, когда бойцы Сопротивления похитили сейф из офиса германского военно-транспортного ведомства в Шалон-сюр-Марне. В сейфе они нашли и сфотографировали расписание германских военных перевозок по всем железным дорогам Бельгии и Северной Франции.
Попав в руки командования английских ВВС, этот документ дал возможность точно планировать авиаудары по германским военным составам на железных дорогах Бельгии и Франции. И «Робин» продолжал красть расписания движения военных поездов всякий раз после того, как немцы составляли новое. Как ему это удавалось, до сих пор никто не знает, однако известно лишь, что вскоре германская контрразведка напала на след «Робина». К лету 1943 года немцы уже шли за ним по пятам, и «Робину» пришлось бежать в свою родную Швейцарию. Впоследствии он поступил на службу в британскую дипломатическую миссию в своем родном Берне и закончил войну в звании подполковника, командира группы бойцов Сопротивления в Юре, не раз переходившего через границу из своего дома в Лозанне.
К концу 1944 года он был арестован швейцарскими детективами и обвинен в различных преступлениях против швейцарского нейтралитета. После допросов его выпустили на свободу, и он продолжал служить в качестве офицера союзных войск. Формально нейтральная, но очень просоюзнически настроенная Швейцария осторожно откладывала суд над «Робином» до самого конца войны. И лишь тогда он был вновь обвинен в нарушении швейцарского нейтралитета – без сомнения, справедливо. Однако обвинение в причинении вреда Швейцарии было с него снято.
Чтобы продемонстрировать свои истинные чувства, пять швейцарских полковников, судивших «Робина» – он настаивал на том, чтобы судили его военные не ниже его рангом, – в конце суда поднялись со скамьи и промаршировали перед «Робином», после чего торжественно пожали ему руку. А один даже прошептал: «Вы должны понять, монсиньор, мы всего лишь выполнили свой долг швейцарских офицеров, но как свободные швейцарцы мы гордимся вами».
