полдюжины зеркал. Завтра нужно забрать одно. Что там болтала эта черная обезьяна? Он вздрогнул. Значение слов растворилось в темных глубинах памяти. Что толку вспоминать негритянскую болтовню… В эту минуту он с удовольствием содрал бы кожу с той женщины. Черт, ну и повадки! Как с такой раной он покажется Лидии?
Задув свечу, он с трудом вполз в постель. Приподнялся и влажным от пота пальцем придавил чадящий фитиль.
Слова. Они возникали из зыбких туманов сна; их угрожающий смысл колыхался, обступал, редея с рассветом. Солнечные лучи снова заслонили значение. Капитан беспокойно метался, обливаясь потом, а слова продолжали двигаться, сотрясать его мозг.
К полудню он сбросил с себя остатки кошмарного оцепенения. Голова шумела, словно огромная морская раковина, приложенная к уху. Боль толчками ползла по всему телу; казалось, его молотили цепами. Нога, спущенная на пол, задела ящик с виски, приобретенный в порту Сент-Томаса. Глоток спиртного освежил Мартина; огненная струя приятно обожгла желудок. Вот так будет получше! Отставив бутылку, он безуспешно попытался приподняться с постели; невидимый молот продолжал крушить полушария мозга, гудящего не хуже сотни осиных роев.
Полуоглушенный, слабый, Люк Мартин откинулся обратно на подушку; жуткие, непонятные образы проносились перед его глазами, жили в теле; взрывались болью, бурлили, переливались, словно тело не принадлежало ему одному. Фокус чужого присутствия пульсировал в поврежденных мышцах шеи, там, где их разорвал укус.
Его обнаружил стюард; после осторожного, но настойчивого стука он отважился приотворить дверь и заглянул в щелку. Переменившись в лице, он немедленно поспешил к Паундзу.
После короткого совещания с дежурным офицером, Самнером, Паундз в одиночку спустился по штормтрапу и остановился перед дверью капитанской каюты. Будучи человеком не робкого десятка, он тем не менее не решался сразу войти. В присутствии капитана Мартина никто на «Сауле» не чувствовал себя спокойно. Паундз приоткрыл щелку и заглянул вовнутрь, после чего осторожно переступил порог каюты.
Мартин лежал на боку, одеяло сползло на пол. Из-под лохмотьев повязки виднелась кровоточащая рана. В изумлении Паундз пристально всмотрелся; его лицо приняло мелово-белый, испуганный оттенок. Не говоря ни слова, помощник поднялся на палубу и позвал Самнера. После короткого разговора Самнер исчез в своей каюте, но через некоторое время снова появился, испуганно озираясь. Приблизившись к борту, он украдкой достал из-за пазухи какой-то блеснувший предмет и, с силой размахнувшись, по высокой дуге швырнул в море. Падая, предмет перевернулся, дважды сверкнув в лучах, прежде чем его поглотила бездна. Это было зеркало.
В четыре дня Паундз снова спустился в каюту. На этот раз на стук отозвался голос Мартина.
— Как ваше здоровье, сэр? — спросил Паундз.
— Лучше, — отозвался капитан. — Проклятая болячка! Всю ночь не давала заснуть. Полагаю, кризис уже миновал.
Наступила томительная пауза. Говорить больше было не о чем. После нескольких ничего не значащих фраз Паундз повернул разговор к корабельным делам, надеясь отвлечь капитана от скверных воспоминаний. Хитрость удалась: Люк Мартин выслушал своего помощника, отдал необходимые распоряжения, и Паундз покинул каюту.
Что касается Мартина, он не зря сказал, что ему уже лучше. После обеда он проснулся с чувством, что все худшее осталось позади. Рана слегка болела, но не так сильно, как раньше. Капитан застелил постель, рассеянно оделся и крикнул юнге подать кофе в каюту.
Все же, когда через десять минут он появился на палубе, его нельзя было принять за выздоравливающего человека. Черты заострились, высокие скулы обтянула кожа; что-то в его лице заставляло людей замолкать при приближении капитана. Не пропуская ни одной мелочи, он обошел корабль, однако в этот день его интерес был чисто поверхностным; каждодневные заботы помогали приглушить резкую, пульсирующую боль. Но стоило ей затихнуть — и незнакомый голос снова нашептывал три варварских слога, произнесенных женщиной на неизвестном наречии. Как только туман боли опадал, он слышал таинственное «А-кун-ду», словно чьи-то губы двигались, шепча это слово в горячечных сумерках его сознания.
«Проклятое привидение», — подумал он, сидя в каюте по окончании осмотра. В полдень снова предстояло идти на палубу, но он остался, прислушиваясь, что шепчет странный голос в ухе над раной.
Тишина в капитанской каюте удивила стюарда. В том, что неожиданная рана измотала нервы капитана Люка, его догадка была совершенно правильна. Но дальше грубый рассудок стюарда не мог проникнуть. Истинная причина повергла бы его в величайшую растерянность: дело в том, что капитан Люк, кровожадный охотник за неграми, испугался.
Он почти не прикоснулся к обеду; когда стюард спустился, чтобы забрать поднос, капитан молча вышел из каюты и направился на ют. Корабль под всеми парусами несся со скоростью двенадцати кабельтовых в час. Задрав голову, Мартин посмотрел на верхние реи, однако Самнеру, стоявшему рядом, показалось, что взор капитана блуждает где-то внутри. Вопрос, последовавший за созерцанием, застал его врасплох.
— Я хотел одолжить у тебя зеркальце для бритья, — негромко проговорил Мартин.
Самнер покраснел: именно об этом его предупреждал Паундз.
— Прошу прощения, сэр, у меня нет зеркала. До Сент-Томаса было, а там… пропало, — с этими словами он поскреб смуглой рукой двухдневную щетину.
Вместо обычного рева и взрыва проклятий капитан Мартин безмолвно повернулся и двинулся в сторону полубака. Самнер с любопытством проводил его взглядом до двери матросского кубрика. Неожиданно его обожгла мысль: «Черт! Он же достанет зеркало у Дэйва Слоуна!»
Помощник бросился разыскивать Паундза, чтобы предупредить его. Смысл всей истории был выше его понимания; когда он попытался узнать причину, Паундз просто ответил, что капитан не должен видеть своей раны.
— Она так страшно выглядит? — отважился спросить Самнер.
— Кожа омертвела… — Паундз поежился от воспоминания, — Почти фиолетовая. Похожа на негритянские губы.
Запершись у себя в каюте, Мартин начал разматывать бинты, скрывавшие рану. Болезненная перевязка близилась к завершению, когда послышался стук в дверь. Поспешно застегиваясь как будто его застали за каким-то неблаговидным занятием, капитан поднялся на палубу. Паундз продержал его с корабельными делами почти двадцать минут. Отдав приказания непривычным для моряков тихим голосом, Мартин возвратился к себе.
Кусочек зеркала, добытый у Слоуна на баке, бесследно исчез со столика. Он тщательно обыскал каждый уголок, каждую щелку в полу. Случись подобное раньше, стюарда ждала бы буря проклятий. Теперь капитан сидел, обессилев, и обводил каюту невидящим взором. Его мозг, слух… Вместо бессмысленного «А- кун-ду» незнакомый голос на чистом английском твердил ему: «За борт! В воду!»
В бесплодном ожидании прошел час. В розовых сумерках умирающего заката, в полном одиночестве, капитан с поспешностью загнанного в угол животного принялся стягивать с себя рубашку.
Размотав бинты, он осторожно коснулся шеи рукой. И тут же почувствовал холод и слабость. Пальцы, ощупывая поджившую кожу вокруг раны, коснулись ее…
Двумя часами позже Паундз нашел капитана, ничком лежавшего на полу в ворохе тряпья, без сознания.
Старый верный Паундз перенес обмякшее тело капитана, рост которого превышал шесть футов, в кресло и влил сквозь сжатые зубы глоток рому. Обмотал сброшенной рубашкой распухшую шею. Еще через полчаса растираний, крепких похлопываний и новых порций рома Люк Мартин, похоже, очнулся.
Его ответы звучали невразумительно; казалось, он видит кого-то еще, кроме Паундза, перед собой; какой-то неслышимый голос задавал ему вопросы.
— Да, — устало отвечал капитан, — да, нет сил.
Недоуменно глядя на капитана, помощник вздрогнул, наткнувшись взглядом на его изуродованную руку.
