ширь. Александра с рычанием обернулась ему вслед, намереваясь вцепиться в бороду, – и, конечно, вцепилась, но Вано был уже далеко, а догонять его было бы новым ударом по Сашиному женскому достоинству. Поэтому всю свою ярость она направила на ручку двери, которая почему-то не поддавалась. Девушка с остервенением дергала за нее, не обращая никакого внимания на увещевания Дейла, который, в свою очередь, пытался оторвать ее от ручки. И тут вдруг Александра вспомнила, что несколько мгновений назад хозяин повернул ключ в замочной скважине и опустил его в карман халата.
– Отдай ключ, ты... Пуаро несчастный!
Саша надеялась, что ее реплика приведет Стаса в бешенство, но не тут-то было. Он не двинулся с места, а глаза мерцали все такими же холодными голубыми ледышками.
– Выпусти меня сейчас же, слышишь? Ведь ты сам только что предлагал нам убраться!
– А я передумал. Вижу, в наших отношениях наметился прогресс – мы уже перешли на «ты». Так с какой стати мне терять клиента? К тому же в твоем теперешнем состоянии ты наверняка попадешь под поезд или под машину, а нам с Данькой совсем не светит выступать свидетелями по делу.
– Открой дверь, чертов Мегрэ!
– Послушайте, вы оба! – неожиданно рявкнул потерявший терпение Даниил Викторович, водружая на нос свалившиеся очки. – Если вы сейчас же не прекратите дурацкую перебранку, под поезд брошусь я, и уж тогда вы пойдете не свидетелями, а обвиняемыми! Александра, сними, наконец, пальто и успокойся. И ты тоже хорош... Связался черт с младенцем!
С этими словами Кулик решительно вытряхнул девушку из верхней одежды, одновременно метнув гневный взгляд приятелю-детективу. Как ни странно, вмешательство третьей стороны подлило в огонь не масла, а воды. Саша молча отступила от двери и сняла шляпу. Поискала глазами зеркало и, не найдя его, просто тряхнула головой, чтобы волосы легли как надо, и «причесала» их растопыренными пальцами. Хозяин же, не произнеся ни слова, подошел к холодильнику и достал початую полуторалитровую бутылку минеральной воды. Потом жестом иллюзиониста извлек «из рукава» высокий тонкий стакан и наполнил его на три четверти. Александра насмешливо следила за его движениями. «Ну вот, „медведь“ в своем репертуаре! Ему, видите ли, захотелось пить. А предложить гостям – ни-ни, он не так „дурно“ воспи...»
Она не закончила мысленную фразу. Вано протягивал ей стакан, усмехаясь одними глазами.
– На, остынь маленько. На горячую голову о делах не говорят.
Ей очень хотелось врезать по этому дурацкому стакану, чтобы этот выскочка не очень-то чувствовал себя хозяином положения. Но вместо этого Саша – неожиданно для самой себя – взяла протянутую ей запотевшую посудину, кипящую хрупкими пузырьками. Только сейчас она поняла, до чего ей хочется пить, беспрецедентная наглость этого типа совсем ее запалила.
– Спасибо, – процедила она. – В таком случае себе тоже не забудь налить.
– Обязательно. А потом мы раскурим трубку мира, если хочешь. А не хочешь – так я сам ее раскурю, я не гордый.
Он залпом осушил свой стакан, уронив несколько серебристых капель на густую бородищу. Потом и в самом деле у него в руках оказалась трубка – самая настоящая курительная трубка! Вано тщательно выбил ее в пепельницу, размерами напоминающую полоскательницу, потом не торопясь набил едко пахнущим табаком из металлической шкатулочки. Но раскуривать не стал, положил обратно на стол.
Александра смотрела на него во все глаза. До сих пор она видела людей, курящих трубку, лишь в приключенческих фильмах про морских волков. А тут – обычный сухопутный медведь, хоть и бородатый, как моряк!.. Она все еще ненавидела его: эту трубку, эту прокуренную бороду и пропитый голос, синие нахальные глаза, волосатые руки и ноги, весь его медвежий облик. Но уже не так сильно, как в первые мгновения...
– Тебе чего налить, Данька?
Журналист достал из кармана свою неизменную пачку «Бонда».
– Водки! От того приема, который ты нам устроил, мне хочется как следует надраться, Вано.
– А ты что, ожидал, что у меня тут институт благородных девиц? Так я вроде не давал тебе повода. А водку будешь жрать дома или в кабаке, раз пришел по делу. Пей водичку, пока дают.
Хозяин наполнил третий стакан.
– Старик, поищи тут, куда можно посадить твою подружку – без особого ущерба для ее клевого прикида. А я с вашего позволения что-нибудь на себя накину, что-то стало холодать! – добавил Стас, покосившись, однако, не на форточку, а на девушку.
Он извлек из кучи тряпья на стуле какие-то шмотки и исчез за ширмой в углу, которую Саша поначалу приняла за штору. Она проводила его широкую спину в сиренево-синих «огурцах» насмешливым взглядом. Интересно, зачем ему такой бытовой атавизм, как ширма?! Вряд ли его «крошки» настолько стеснительны, а уж он-то сам...
«Еще подумает, что я его разглядываю, чертов медведь... Тьфу ты! Вот уж действительно удовольствие ниже среднего!»
Через час с небольшим Стас Иванов, он же Вано, знал историю осужденной по уголовному делу номер 1313 во всех деталях. Ну, не во всех, конечно: к примеру, о ее давней беременности, как и о совсем свежем романтическом эпизоде с бывшим однокурсником, вовсе не обязательно было знать ни детективу, ни его приятелю-журналисту. Напрямую к делу это не относилось, а потому Саша могла с чистой совестью обойти молчанием наиболее интимные моменты собственной биографии.
Вано слушал, попыхивая своей вонючей трубкой, развалясь на тахте, с которой он предварительно сгреб всю постельную амуницию и небрежно запихнул куда-то – кажется, прямо под диван. Теперь на нем был адидасовский спортивный костюм, который, правда, не делал его больше похожим на знаменитого детектива, зато на спортсмена – штангиста или борца – да. Получше разглядев того, кого собиралась нанять, Александра была вынуждена признать, что зря она сгоряча окрестила его «жирным боровом». Вано вовсе не был жирным, он был мощным – вот словечко, которое подходило к нему лучше других. И еще ему шло прозвище «медведь», Саша поймала себя на том, что мысленно употребляет его особенно часто. Хотя она затруднилась бы сказать, бывают ли в природе голубоглазые медведи.
Поймав паузу, он нетерпеливо пошевелился.
– Суду все ясно. Значит, ты хочешь, чтобы я раскопал компромат на господ Мыздеева, Гольдштейн и Колчина, которых ты считаешь виновными в своих бедах? Я прав?
– Абсолютно.
– И зачем тебе это – могу узнать?
– Чтобы разослать им благодарственные письма с полным перечнем всех заслуг. Не волнуйся, – Саша усмехнулась, – твоей подписи там не будет, Вано!
Детектив тоже усмехнулся.
– Ну-ну. В конце концов, меня волнует только то, за что мне платят бабки. Во-вторых, тебя интересует далекое прошлое некого Бориса Феликсовича Жемчужникова – когда-то студента журфака и Данькиного однокурсника, а нынче московского дельца? В особенности то прошлое, которое относится к началу приснопамятного девяносто первого года – так?
– Так. Но не только прошлое – его настоящее тоже. Оно может быть связано с прошлым, ведь такое не исключено.
– Не исключено...
– Лады! – Огромная фигура так резко остановилась перед их носами, заслонив свет трехрожковой люстры, что парочка заговорщиков отпрянула от неожиданности. – Мои условия вы знаете. Задарма я пахать не буду, тем более в отпуске. Так что, если ты не боишься разориться на этом, детка...
– Не боюсь, папаша. У меня недвижимость в провинции и небольшой печатный станок в Москве. По рукам!
Усы и борода погасили усмешку, но в синих глазах мелькнуло что-то похожее на удивление.
– Ну-ну... Что касается первого параграфа – всех этих судейских, – то тут особых проблем не возникнет. Народец все известный, кое к кому у меня и свой старый счет имеется. В общем, денька через три, я думаю, смогу тебе предоставить подробные досье на всю троицу. А вот с Жемчужниковым будет сложнее... Погоди-ка! – вдруг перебил он сам себя и вцепился в свою бороду.
– Что такое, Вано? – встрепенулся редактор.
– Погоди, погоди... Сдается мне, что по первому пункту мы имеем дело совсем не с троицей, а... Нет,
