бывает. У нас были записи нескольких телефонных разговоров Германа, в которых он увещевал брата, упрашивал одуматься и так далее. Чем все закончилось, я не знаю, но было это примерно на рубеже девяностого-девяносто первого. Вот я и подумал, чем черт не шутит – может быть, эта самая ваша убиенная Ольга и была пассией Вадима Кривицкого? Вадимом звали братца, я вспомнил.
Они потратили еще с полчаса на обсуждение персоналий по разделу «благодарственные письма без подписи». Некоторые сомнения у Вано вызвала лишь кандидатура адвоката Елены Гольдштейн. По имеющимся у детектива сведениям, она пользовалась безупречной репутацией. Стасу пришлось даже включить свой компьютер еще разок, но он лишь подтвердил блестящую профессиональную память хозяина.
– Ладно, займусь ею вплотную. Может, что и выплывет. Но вот чего я не исключаю: Соколов мог повернуть дело так, что ей ничего другого не оставалось, кроме как стать пешкой в его игре. Уверяю тебя, детка, этот старый хитрый лис облезлый только с виду, а зубы у него очень даже острые!
– А где он сейчас? Неужто до сих пор не вышел на покой и не осел где-нибудь на приватизированной дачке?
– Куда там! – ответил вместо сыщика редактор. – Такие, как Старик, покой находят только на кладбище. Да и то вряд ли – учитывая, что нам тут Вано говорил о чертях и сковородках... Помнишь, я тебе вчера сказал, что наш Филя теперь обретается в пресс-службе «Омега-банка»? Если ты меня спросишь, что это такое, я скажу: своего рода прииск для отмывания грязных денег, «крыша» для крупных финансовых афер. Все об этом знают, но это вроде как само собой разумеется. Так вот, Михаил Петрович Соколов – председатель совета директоров этой самой «Омеги»!
Александра даже присвистнула.
– Думаешь – простое совпадение?
– Думаю, да. Славик – слишком мелкая сошка, чтобы быть замешанным в это широкомасштабное дерьмо. А впрочем... Принимая во внимание, что пристроил его в «Омегу», по моим сведениям, наш общий друг Борька Жемчужников, – все может быть!
– А что, есть данные, что Жемчужников как-то связан с делишками «Омега-банка»?
– Хороший вопрос! Если мы найдем на него ответ, то второй параграф договора, считай, будет выполнен наполовину... Борька связан со своим шефом, господином Кондрашовым. Настолько тесно, что даже в столице тот не рискнул обойтись без его услуг. А Кондрашов – не кто иной, как один из учредителей «Омега-банка». Разумеется, через подставных лиц и подставные фирмы...
И тут интересную новость выдал Даня Кулик:
– Я не говорил тебе, Вано... Чип – ну, Толька Чипков – звонил мне перед тем, как уехать в ту, последнюю командировку.
– Он сказал, что должен рассказать мне что-то, когда вернется. Что-то важное. По-моему, это было связано с Жемчужниковым и Филимоновым.
– С чего ты взял?
– Я понял, что он встречался с ними. Борька как раз в это время приехал в Воронск. Чип был в стельку пьян, и толком я ничего не разобрал. Это было странно само по себе, до того Толик не пил года два – завязал. Но еще более странным было то, что он назвал их обоих «погаными козлами». Такого в адрес этой парочки я от него никогда не слышал! И вообще, он говорил со мной как будто с того света...
20
Судья Эдуард Михайлович Колчин вел прием в предурном расположении духа. Все эти истцы и ответчики с их идиотскими тяжбами вконец измотали ему нервы. У судьи Колчина был безошибочный нюх на тех, кто способен должным образом оценить будущие справедливые решения суда. За всю его долгую судейскую практику этот нюх дал осечку всего несколько раз, но эти прискорбные случаи можно было пересчитать по пальцам одной руки.
До конца приема оставалось чуть больше часа, а его «сети» до сих пор еще не притащили «золотую рыбку». Что-то сегодня судье Колчину чертовски не везло с уловом! А Эдуарду Михайловичу нужны были деньжата, и именно сегодня. Ну, можно не сегодня – завтра, послезавтра... Но – много! И желательно в твердой валюте.
В минувшую субботу, в сауне, которую они именовали «мужским клубом», высокий покровитель районного судьи недвусмысленно намекнул, что очень скоро последнему может понадобиться «отмазка».
И вот теперь Эдуард Михайлович ерзал в кресле за своим рабочим столом, и ждал свою «золотую рыбку». Уж он бы не стал заказывать ей разные чудеса, а просто выпотрошил бы ее и пустил золотишко в оборот. С деньгами тебе любое чудо по карману.
В этот миг на столе перед ним затрезвонил телефон. Судья схватил трубку.
– Эдуард Михайлович, если не ошибаюсь? Здравствуйте.
Приятный мужской голос, скорее молодой, чем старый. И он ему не знаком, это точно.
– Не ошибаетесь. Кто говорит?
– О, боюсь, мое скромное имя вам ничего не скажет. А впрочем... Моя фамилия Панин, Николай Панин. Я внук Ивана Порфирьевича Панина, известного филателиста из Нижнего Новгорода. Вы его знали, не так ли?
– А-а... Да-да-да...
Меньше всего Эдуард Михайлович ожидал сейчас разговоров о своем хобби, поэтому не сразу настроился на нужную волну.
– К сожалению, лично я его не знал, но много о нем слышал. Мы даже переписывались одно время, но потом, знаете, как-то... Очень уважаемый коллекционер. Так вы его внук?
– Единственный. И его наследник. Возможно, вы не знаете, что дедушка три месяца назад скончался?
– Что вы говорите! Нет, я не знал... Мне очень жаль. Пожалуйста, примите мои соболезнования, молодой человек!
– Благодарю вас. Но, разумеется, Эдуард Михайлович, я решился побеспокоить вас не только затем, чтобы разделить с вами скорбь своей утраты.
– Да-да?.. Я вас внимательно слушаю, молодой человек... Николай, кажется?
– Совершенно верно. Видите ли, после смерти дедушки кое-что осталось... Как вы знаете, у него была одна из лучших частных коллекций в России. Согласно воле деда, большую часть его сокровищ унаследовал областной краеведческий музей, но наиболее ценные экземпляры... Словом, я думаю, никто не осудит покойного за то, что он решил оставить их в распоряжении своей семьи.
– Да-да, я понимаю.
Сердце Эдуарда Михайловича забилось чуть чаще.
– К сожалению, – голос молодого человека зазвучал слегка смущенно, как бы извиняясь, – я не разделяю дедушкину страсть к маркам. Вот почему...
– Что вы говорите?! В самом деле?
Судья Колчин совершенно искренне не понимал, как можно быть равнодушным к филателии, тем более – будучи внуком знаменитого коллекционера. Из многих страстей, раздиравших его порочную натуру, страсть к маркам была наиболее неуемной, всепоглощающей. Можно было бы добавить – и самой невинной, если б не одно «но». Ради обладания крохотным клочком бумаги с зубчиками судья был готов запродать душу самому дьяволу.
– Увы, это так. К тому же я сейчас очень нуждаюсь в деньгах, и поэтому...
«Какое совпадение!» – подумал судья.
– Словом, я хочу кое-что вам предложить, Эдуард Михайлович, – решился наконец Николай. – Думаю, у меня есть нечто, что вас заинтересует.
