пропуск.
— Ах, вот в чем дело, — протянул Дэн, прочитав имя Анны на карточке. — То‑то мне ваше лицо показалось знакомым. Я, правда, подумал, что вы перебежали сюда из какого‑нибудь конкурирующего агентства, — признался он. — У нас в «Russian stars» таких не жалуют. Мы своих звезд делаем сами. — Тут его взгляд упал на пропуск. — И что же, журналисты теперь не брезгуют и подделкой документов? — в его голосе послышались стальные нотки.
— Господин Смирнов, я должна извиниться перед вами, — быстро заговорила Анна. — Видите ли, все произошло совершенно случайно. ТВР дало мне задание взять у вас интервью. Я знала, что по каким‑то причинам вы относитесь к журналистам не очень хорошо, но от результата этой работы для меня очень многое зависит, а для вас это могла бы быть хорошая реклама…
Дэн остановил ее движением руки.
— Не согласен с вами сразу по нескольким пунктам. Во‑первых, мое модельное агентство не нуждается в рекламе, во‑вторых, неужели вы думаете, что хорошей рекламой для меня будет случай с вами? Фи! Журналистка, ни черта, простите, не смыслящая в модельном бизнесе, по собственному почину вышла на подиум и… — Он сделал эффектную паузу и неожиданно улыбнулся. — Если честно, произвела фурор. Такая наглость просто должна быть вознаграждена.
Анна уже открыла рот, чтобы продолжить оправдываться, слегка задетая, кстати, тем, что ее назвали наглой, однако Смирнов ее опередил:
— Так что, если вы будете готовить этот материал, напишите уж заодно, что вы обладаете совершенно особой грацией и очарованием, которых не хватает многим моим моделям. Я не шучу: так о вас отозвались люди весьма знающие. Подумайте, кстати, может, вам стоит бросить вашу журналистику и заняться нашей работой? А в‑третьих, — он опять улыбнулся, — почему бы вам не называть меня просто Дэном? Вы смелая женщина, и мне хотелось бы познакомиться с вами поближе. А для начала я дам вам это интервью. Вероятно, где‑то в зале ваша съемочная группа? Ну, так зовите их сюда.
— Как давно вы занимаетесь модельным бизнесом?
— Вот уже более двадцати лет. Я всегда был большим ценителем женской красоты, и когда у меня появилась возможность работать с женщинами, я очень обрадовался.
— Приходилось ли вам самому демонстрировать одежду?
— В свое время я достаточно потоптался по подиумам, но скоро понял, что создан для большего. Может быть, это нескромно звучит, но у меня блестящие организаторские способности и глубокие знания психологии, особенно женской. Было бы просто грешно не использовать их.
— Сколько же лет вам было, когда вы вышли на подиум впервые?
— Не поверите. — Дэн улыбнулся, показав великолепные зубы. — Лет восемь или девять. Я демонстрировал тогда летнюю детскую одежду в одном курортном городке. Этот показ мод и положил начало моей профессии.
— Как вы относитесь к мировому стандарту 90‑60‑90? Не кажется ли вам, что многие красивые женщины, чьи фигуры не отвечают этим параметрам, чувствуют себя обделенными?
— Откровенно говоря, даже известные модельеры этим уже, так сказать, накушались. Тенденции моды в ближайшее время будут, да уже и начинают развиваться в сторону настоящей женственности. Нас перестают интересовать набоковские нимфетки типа Кейт Мосс. По‑моему, их время уходит.
— А кто из моделей, по‑вашему, впишется в новые тенденции?
Дэн незаметно для всех выставил указательный палец в сторону Анны, отвечая на ее вопрос, но для эфира все‑таки произнес:
— Летисия Каста. Она очень женственная, в отличие от многих других моделей…»
— Ну как? — довольным тоном спросила Анна, обращаясь к Борису Алексеевичу после того, как было прослушано тридцатиминутное интервью — самое большое и содержательное из всех, которые когда‑либо давал Дэн Смирнов. — Что скажете?
— Фантастика! — выдохнул шеф. — Как тебе удалось раскрутить его на такой разговор? Да он же два слова для эфира редко когда говорит, а тут целых полчаса!
Сотрудники отдела информации, собравшиеся в кабинете шефа, восхищенно зашептались.
— Так, — распорядился шеф, отбросив эмоции и вновь став деловым человеком. — Поместить такое интервью в программу «Новости дня» мы не можем: вся передача идет двадцать минут. А урезать его и втиснуть в программу с купюрами — это просто святотатство! Сделаем вот что: в новостях покажем отрывок из интервью, а затем весь твой материал поместим в ближайшую программу «Лица». Ты, — он указал на Анну, — можешь считать это своим повышением. Еще немного, и дорастешь до авторской программы. Еще несколько таких интервью — и, честное слово, денег не пожалею, сам тебя раскручу. А пока трехдневный отпуск и премия…
Когда Борис Алексеевич огласил размер премии, восхищенный шепот в комнате сменился завистливым шушуканьем, но Анна уже к этому привыкла и не обратила на данное обстоятельство никакого внимания. Зависть коллег давно стала неотъемлемой частью ее жизни. Сначала она огорчалась и даже тайком плакала, когда никто ее не видел, но очень скоро поняла, что это неизбежное зло, с которым ей придется мириться всю свою жизнь или, по крайней мере, все время, в течение которого она будет занята в тележурналистике. Анна прекрасно знала, как о ней сплетничали в отделе. Ее подозревали даже в любовной связи с шефом, чего на самом деле никогда не было. Но что поделаешь, если коллеги не поняли самого главного? Того, что просто она оказалась чуть более талантливой, чуть более целеустремленной, чуть более удачливой, чем они? Вот и весь секрет. Со временем Анна будто бы обросла защитной броней, надежно отсекающей и зависть, и мелкие гадости, которые уважаемые коллеги время от времени ей подстраивали. Только для одного из них она по‑прежнему оставалась уязвимой: для Сергея Воронцова.
— Хотел бы я, чтобы каждый из вас работал так, как это делает Анна Черкасова. Тогда наш канал не знал бы конкуренции. Все, — заключил разговор шеф. — Все свободны!
Тележурналисты, продолжая перешептываться, разошлись. Некоторые из них подходили к Анне и поздравляли ее, однако она прекрасно отдавала себе отчет в том, что по‑настоящему искренне за нее радуется разве что только Лилечка. Из своего уголка — она вечно на собраниях такого рода садилась как можно дальше от Бориса Алексеевича — Лилечка, сияя, помахала Анне рукой. За улыбками и рукопожатиями остальных коллег явно таилась изрядная порция яда.
— Поздравляю вас, мадам, — ехидно протянул чей‑то голос. — Вы делаете успехи. Ваше умение влезать без мыла в некую часть тела, которую в приличном обществе обнажать не принято, — просто удивительно! И как это господин Смирнов согласился на интервью? Или не устоял перед вашими чарами? А вы перед его неотразимым обаянием?
Анна резко обернулась. Конечно, этот голос мог принадлежать только ее заклятому врагу — Сергею Воронцову. Перед ней стоял высокий, прекрасно сложенный брюнет с синими глазами — редкое сочетание цветов, к которому многие женщины не могут остаться равнодушными. Впечатлительная Лилечка, старательно тараща и без того круглые глаза, без конца лепетала задыхающимся голоском, что Воронцов «демонически красив», но на лермонтовского падшего ангела он, по мнению Анны, никак не тянул. Она видела перед собой лишь нахально ухмыляющуюся физиономию со следами вчерашнего загула на лице, хотя и незаметными для других, и ничего больше. Больше всего ей хотелось наорать на него, а еще лучше залепить ему пощечину, чтобы выражение нахальства наконец‑то исчезло. Разумеется, Анна этого не сделала. Какие бы вулканы ни клокотали в ее душе, она всегда старалась оставаться сдержанной хотя бы внешне. И, как правило, ей это удавалось.
— Покорно благодарю вас за ваш лестный обо мне отзыв, — мягко произнесла она. Тот, кто хорошо ее знал, имел представление о том, что такое на самом деле эта мягкость, и предпочитал в такие минуты держаться от Анны подальше, однако Воронцов был исключением из данного правила. Казалось — да так оно и было! — ему доставляло удовольствие попробовать в очередной раз довести ее до белого каления.
— Позвольте, — в тон Анне произнес он. — Помнится, я не сказал вам ничего лестного. По‑моему, это вообще сомнительный талант — без мыла…
— Достаточно, — ровным голосом оборвала его Анна. — Догадываюсь, что вы сейчас скажете. Можете не утруждать себя. Должна, однако, отметить, что умение влезать без мыла в ту часть тела,
