полярного круга отсюда ближе, чем, скажем, до Свердловска… Север есть Север!
«А снег был бы мне на руку!» – пришла мысль.
Он представил себе четкие отпечатки сапог Рыбакова на припорошенном снегом мху и аж прищелкнул языком от удовольствия. Вот когда бы он смог по-настоящему увеличить скорость! Они прямо грезились Олегу, становились навязчивым видением, эти отпечатки резиновых сапог с протектором «елочка»!
«Но тогда же Кандычев вконец замерзнет! – отверг он идею со снегом, – И так, поди, замерзает, крови- то много потерял… Ну да ничего! Петруха парень крепкий, все обойдется! – успокаивал он себя, но сердце все-таки ныло в тревоге. – Скоро прилетит вертолет, подберут его, госпитализируют… Но почему я не слышал вертолета? Далеко? Или не выпустили по метеоусловиям? – гадал он. – Вполне могло и так быть. Целый день облачность низкая…»
– Эх, Петруха, Петруха! – вздохнул вслух Волков. – Ты уж как-нибудь держись там, браток! Я постараюсь быстро обернуться… Ты жди.
Пройдя несколько километров, Олег попал в «гибняк» – мертвый лес, загубленный каким-то вредителем.
Зрелище было удручающее… Серо-черные, безжизненные, источенные червями стволы тянули к низкому хмурому небу свои узловатые сучья, страшные, словно ампутированные руки.
Все здесь напоминало какое-то неправдоподобно громадное кладбище – жутко и пустынно. Ни звериных, ни птичьих следов, только ветер гуляет в мертвых стволах, завывая по-особому протяжно и тоскливо.
«Вот уж гиблое место, так гиблое! – думал Олег, оглядываясь по сторонам. – Без всяких декораций можно сказку о царстве Кощея снимать… Потрясающая натура!..»
Он шел и размышлял, что, как видно, ни храбрись, все-таки одному в тайге страшновато. Один и есть один. Случись с тобой что, помощи ждать неоткуда – на десятки километров вокруг никакого жилья… Есть любители порассуждать: мол, бывалому человеку тайга дом родной! И накормит, мол, и напоит, и ночлег даст…
Оно, может, и так, если рюкзак полон припасов, а рядом товарищи, с которыми и лихо не беда. Еще веселее, когда лаечки впереди бегут, о разных лесных жителях предупреждают. Тогда и трудные километры в удовольствие…
А в его, Волкова, положении? Ногу вывихни – конец. В болотину провались – тоже конец! Сколько километров еще шагать, что впереди ждет – кто знает!..
Нет, одному в тайге и несподручно и страшновато!
«Во-во! Ходи, ходи! Доходишься!.. – неожиданно поддакнул внутри Волкова какой-то человечек. – Вишь во-он тот ельничек, что впереди чернеет? Торопишься ты, парень, туда, бежишь со всех ног, а, может, смертушка-то твоя тебя там как раз и поджида-ат! Поди, притаился там Рыбаков, ждет, когда подойдешь на верный выстрел. Пошевелит пальцем – и конец тебе придет! Так-то…» – бубнил человечек.
Он был страшно осторожен и многоопытен, этот человечек. Точно такой же, наверное, сидит в каждом из нас, но узнаем мы о его существовании только тогда, когда немножко трусим.
«Хватит ныть, без тебя тошно! – осадил его Олег. – А на фронте, что, легче было? Там не один ствол – тысячи, и все в тебя целят! Разве бате моему и товарищам его легче было? Да в тысячу раз тяжелее, а выстояли! Ты пойми, дядя, что же получится, если все только и будут делать, что за чужие спины прятаться? А?
Конечно, жизнью своей никому рисковать неохота. Но ведь надо! Если не я, не другой, то кто же?! Чей верх выйдет?.. И так на земле и трусости, и равнодушия развелось предостаточно! А таких «благоразумных», как ты, я уже встречал. И не раз… Человека у вас на глазах убивать будут – не подойдете! За девчонку не заступитесь! «Мне что, больше всех надо?» – вот ваш девиз! «Есть же милиция, дружинники, наконец…» – рассуждаете! Как будто у того же милиционера еще пара жизней в запасе!.. Но вот когда с вами, не дай бог, что-нибудь случится – тут уж извините! Тут уж вы глотки дерете! «Безобразие! – кричите. – Куда только милиция смотрит!»… Будто не в своем доме живете, не в своей стране, а так, в туристическую поездку прибыли!..
Так что не возникай, дядя, не из пугливых мы! – строго предупредил Олег своего неожиданного попутчика. – Я военный, а этот Рыбаков – враг. Народу моему враг и мне лично. Он же фашист, по-другому и не назовешь! А может, и хуже фашиста, потому что вроде свой, русский, но на наш народ и на законы наши плюет! Этот гад на любое зверство пойдет, чтобы сытно жрать, пить и всякие там утехи иметь!
А раз так, то мой долг задержать его во что бы то ни стало, пока он не успел других бед натворить! И я свой долг выполню. Вот тебе весь мой сказ, дядя!»
Наконец-то гибник кончился!
Волков спустился в заболоченную низинку, по которой бежал ручеек, остановился на зыбком его берегу и вволю напился.
Вода была студеной и прозрачной, но на вкус отдавала железом и древесной гнилью…
Спустя полчаса он все-таки добрался до ельника, казавшегося таким близким, но до которого пришлось идти и идти…
Да-а! Это был не просто ельник, а какой-то чертов ельник! Молодые деревья в нем росли так плотно, что приходилось постоянно заслонять лицо ладонями, чтобы не повредить глаза.
Хвоя была влажной, и комбинезон, моментально впитав воду, стал холодным и тяжелым. Олег на какое-то время увлекся поисками мало-мальского просвета в плотной массе ельника, лапы которого надоедливо и пребольно хлестали по лицу, рукам, ногам, и…
Когда он опомнился, следы Рыбакова исчезли… Напрасно Волков ползал между корневищами, силясь отыскать на плотном ковре хвои знакомые отпечатки! Кроме собственных следов, он ничего не находил…
Возвращаться назад и начинать поиск с кромки леса означало только убить время. Тем более, что сумерки сгущались все сильнее.
– Вот черт! – в сердцах выругался Олег. Немного поразмыслив, он принял решение идти по компасу строго на юг – вряд ли Рыбаков надумает изменить направление. Другого выхода не было.
