шлемах, из—под которых на плечи струились длинные светлые локоны, пробивали путь белой, богато изукрашенной карете, запряженной шестеркой серых в яблоках лошадей. Своих коней воины вели в поводу. Еще шестеро вооруженных мужчин шли позади экипажа.
Мы как раз собирались перейти Кольцевую, когда эта живописная группа поравнялась с нами. Эльфы! Я покосился на Лютого, который стоял слева от меня. Его лицо выразило такую всепоглощающую, такую абсолютную и не рассуждающую ненависть, что я немного опешил. Вдруг на прозрачном окне кареты отодвинулась кружевная занавеска, и на нас взглянули огромные прозрачные глаза. Несмотря на окрики сопровождающих экипаж воинов, толпа никак не освобождала дорогу. Поэтому мы смогли вволю налюбоваться на бледное, с тонкими чертами лицо эльфийки, ее серебряные локоны и венчающую их богатую диадему. Взгляд первозданной был прикован к Лютому. Сперва она разглядывала Ома рассеянно, со скучающим видом путешественницы, которая, устав от однообразной дороги, ищет хоть какого—нибудь развлечения. Потом ее глаза стали внимательными, изучающими, в них промелькнуло какое—то подобие чувства. Наконец, в невозмутимом лице что—то неуловимо дрогнуло, и тонкая рука задернула штору. В этот момент охранники сумели освободить дорогу, и карета тронулась, сначала медленно, потом все быстрее, и загрохотала по Кольцевой. Экипаж уже давно скрылся из виду, а Лютый все стоял, глядя ему вслед, не обращая внимания на толкавших его прохожих, стиснув кулаки и сжав зубы так, что губы превратились в белую нитку. Бледностью лица он не уступал прекрасной эльфийке, в глазах поселилось тихое бешенство. Я был поражен. Конечно, памятуя о том, как белоглазые обошлись с ним и его матерью, нельзя было ожидать от Ома нежной любви к сородичам. Но чтобы один вид их повергал его в такое смятение… Я осторожно произнес:
– Пойдем уже. Подумаешь, эльфийка…
Лютый повернул ко мне вмиг окаменевшее лицо и процедил сквозь стиснутые зубы:
– Это не просто эльфийка…
Стратана мстительница! Неужели…
– А ты…
– Нет. Я никогда ее не забуду, – отрубил Ом.
Он замолчал, но с этого момента его лицо приняло упрямое и угрюмое выражение, и мне показалось, что он будет просто счастлив, если кто—нибудь попытается его задеть.
– Мы идем или нет, дяденьки ястребы? – недовольно пробубнил Гас.
От Кольцевой дороги до площади Семи королей – расстояние небольшое. Но преодолевали мы его довольно долго. Сюда, в центр Виндора, с четырех сторон стекались толпы народа. Обитатели всех кварталов пришли, чтобы увидеть казнь колдунов. Мы с трудом продирались к дворцу сквозь угрюмую толпу, прокладывая себе путь, где локтями, а где и с помощью угроз. Связываться с тремя донельзя озлобленными вооруженными мужиками никто не решался, поэтому с грехом пополам мы добрались до центра площади. И почти уперлись в обтянутый белой тканью высокий помост, окруженный горами хвороста и соломы, с укрепленными на нем тремя столбами. Сооружение было оцеплено по периметру здоровыми парнями в серых рубахах из мешковины, поверх которых красовались новенькие доспехи. Вооружение у амбалов имелось внушительное: мечи, арбалеты – все как положено. Неподалеку прохаживались пятеро магов в длинных мантиях.
– Успели! – восторженно выдохнул Гас. – Сейчас начнется!
– Это и есть храмовая стража? – нехорошо усмехаясь, спросил Дрианн.
Ответ парнишки утонул в гуле толпы, которая то ли приветствовала, то ли проклинала взошедшего на помост тучного человека в простой, безо всяких украшений, черной рясе. Перед собой, словно отгораживаясь от какой—то неведомой угрозы, толстяк держал большую потрепанную книгу. Падерик Третий, вспомнил я. Верховный жрец Луга всеблагого. Тот, кто заварил всю эту тухлую кашу.
– Возрадуйтесь, братья и сестры! Ибо сегодня свершится правосудие лужье! – возопил Великий отец, торжественным жестом поднимая над головой фолиант. – Сегодня мы избавим наш прекрасный город, нашу великую империю, наш мир от трех черных душ! Смотрите, дети мои, смотрите, как пылает очистительный огонь! Слушайте вопли грешников! И помните: ни один темный колдун не избежит наказания! Великое дело избавления страны от адептов мрака только начато! И мы не остановимся, пока не доведем его до конца! Отриньте же демонские соблазны и покайтесь! Придите в храм! Молитесь о прощении! И спасите души тех, кто замечен вами в темной волшбе! Спасите их, пока не поздно! Укажите на впавших в грех волховства!
– Ах ты, гнида… – еле слышно донеслось сзади.
Я повернул голову и покосился туда, откуда раздался хриплый шепот. За моей спиной стоял молодой, не старше восемнадцати лет, парень. Длинные лохматые волосы и потрепанная, видавшая виды мантия выдавали в нем студента магического университета. Мальчишка закусил губы, его ноздри свирепо раздувались. Я не видел его рук, но подозревал, что молодой чародей до боли сжал кулаки. Все понятно. Идеи Падерика не находят поддержки в народе. Или находят? Вон там группа дебелых мещанок с восторгом слушает его прочувствованную речь, вытирая слезы умиления. Старушка жадно глазеет на помост, с простодушной жестокостью ожидая огненного зрелища. Пожилой торговец одобрительно кивает в такт каждому слову Великого отца. А вон те ремесленники, судя по обветренным лицам и широким плечам, оружейники или кузнецы, очень недовольны. Брови насуплены, руки скрещены на груди в жесте непримиримого недоверия. Кликуши, подвывающие истеричным выкрикам жреца. Юная девушка, прижавшая ладони к щекам. Карманники, собирающие дань с зазевавшихся горожан. Этим все равно, лишь бы толпа была чем—то увлечена и не следила за своими кошельками.
– Похоже, застряли мы надолго, – заметил Лютый. – Если начнем обходить всю эту благодать, привлечем ненужное внимание.
– Надо бы немного отойти назад, – предложил я.
Действительно, мы стояли в самом первом ряду, представляя собой удобную мишень для цепких взглядов храмовников. Слава Лугу, пока внимание магов было сосредоточено на Великом отце. Они сотворили воздушный щит и теперь были поглощены наблюдением за ним. Хм, видно, много недовольных в нашем славном городке! Щит—то очень мощный! Зато стражники уже пару раз скользили по нашим лицам подозрительными взглядами. Мы осторожно попятились назад, смешиваясь с толпой, благо, желающих занять наше место нашлось много. Но и отсюда, за двумя рядами людей, мне было хорошо видно все происходящее на помосте. Слишком хорошо… Когда Падерик, устав нести свою ахинею, замолчал, вытирая вспотевшее лицо кружевным платком и, поддерживаемый под руки стражниками, спустился вниз, к столбам вышел мужчина со свитком в руках и начал зачитывать приговор.
– Мы, император Объединенной империи Галатон, властитель земель Южного континента…
Меня неприятно поразило, что казнь совершалась именем Ридрига. Хотя чего тут удивительного? На свитке имелась императорская печать, которую глашатай продемонстрировал народу.
– За преступления против Луга всеблагого и народа империи приговариваем к смерти злокозненных темных колдунов Палия Селеа, Авада Проллиера и Залко Дараша!
На помост вывели осужденных. По толпе прокатился дружный вздох. Завыли кликуши, заплакали женщины. Худой, иссохший нищий в грязном рубище, протягивая бессильные ручки к помосту, беззубо шамкал:
– Огоньку… огоньку… погреть душеньку… жги отродье демонское…
– Гори они синим пламенем, клятые! – визгливо выкрикнула стоящая рядом со мной толстая женщина, судя по восторженному выражению лица, старая дева.
Трое колдунов были одеты в просторные черные балахоны с капюшонами, закрывавшими лица. Их подвели к столбам, и молодой палач—жрец в черной рясе, поочередно подходя к несчастным, заводил им руки назад и тщательно связывал. Потом громогласно предложил:
– Колдун и чернокнижник Палий Селеа, покайся перед Лугом милосердным в грехах своих!
В ответ человек, стоявший у первого столба, лишь отвернул лицо.
С такой же речью палач обратился к оставшимся двум. Никто не изъявил желания покаяться.
– Ох, грех—то какой! – вздохнула маленькая старушка впереди меня. – Умрут ведь без покаяния!
– Что толку каяться, бабка? – зло пробурчал бородатый ремесленник. – Все одно, сожгут!
Толпа замерла в ожидании. Палач, произнеся краткую молитву, поднес огниво к кострищам. Сухая солома занялась мгновенно, огонь перекинулся на хворост и взметнул вверх оранжевые языки, лизнувшие
