дощатый помост. К привязанным магам устремились клубы серого дыма. Я от души надеялся, что несчастные задохнутся в нем и не испытают мук, сгорая заживо. Пламя подобралось к людям и жадно прикоснулось к их босым ногам. Палий зашелся в тонком, жалобном, бесконечном, каком—то животном крике. Двое других поникли головами, впав в спасительное забытье. Огонь мгновенно пожрал волосы, лица покрывались чудовищными волдырями, которые тут же лопались, оголяя беззащитную перед стихией плоть. Запахло горелым мясом, дым сделался черным, жирным. Меня тошнило, я задыхался, не желая смотреть на творящуюся казнь, но и не в силах отвести взгляд.
– Хорошо… тепло… – приговаривал старый нищий, расплываясь в светлой, добродушной улыбке.
Выли женщины, кричали мужчины, плакали дети. Толпа постепенно впадала в неистовство. Всех словно зачаровало омерзительное зрелище. Кликуши начали падать под ноги зрителей и кататься по мостовой, выдирая клоки волос, раззявливая рты, полные пены… Люди—факелы пылали долго, невозможно долго. И кричал, кричал, кричал Палий…
Неожиданно Лютый ткнул меня локтем в бок, указывая на Дрианна. Маг очень внимательно наблюдал за казнью, не сводя глаз с кричащего пылающего человека. Меня потрясло выражение его лица: Дрианн получал от происходящего какое—то жестокое, извращенное удовольствие. Он упивался муками людей, смаковал их, словно дорогое вино, наслаждался чужой болью. Вдруг он сладострастно вздрогнул, глаза приобрели томное выражение, на губах появилась счастливая улыбка.
– Он питается энергией боли, несчастий и смерти, – прокомментировал Артфаал.
Вид Дрианна, радующегося чужим мукам, вызвал у меня омерзение. Судя по брезгливому выражению лица Лютого, он испытывал те же чувства. Когда казненные превратились в обугленные головешки, все еще тлеющие, но уже давно мертвые, маг словно очнулся. Он испуганно озирался по сторонам, а мы с Омом избегали встречаться с ним взглядами.
– Мальчик не виноват, барон, – мягко напомнил мне лорд Феррли.
– Я знаю. Но что нам теперь с этим делать?
– Что делать? С этим надо работать. Теперешнее состояние графа Летакса может принести выгоду.
Артфаал пребывал в своем репертуаре. Ничего святого – это можно было сделать его девизом. Чего еще ждать от демона? А ведь он и сам когда—то погиб на костре, будучи оговорен. Неужели не жаль людей?
– Жаль, конечно, – уловил мою мысль лорд Феррли. – С другой стороны, не они первые, не они и последние…
– Давайте выбираться отсюда, – сказал Лютый.
Толпа постепенно редела. На площади остались лишь самые стойкие. Все они будто чего—то ждали, нетерпеливо поглядывая на затянутые дымом останки помоста.
– Пепел от колдунов, конечно, – пояснил мне Гас в ответ на мой вопрос. – Это ж лучшее средство от зубной боли.
Мы с Лютым переглянулись. Да, Виндор очень изменился за время нашего отсутствия. Мы пробрались между группками людей, прошли под самым носом у храмовых магов. Те даже не обратили на нас никакого внимания, занятые наблюдением за фанатиками, которые подбирались к пепелищу, держа наготове флаконы и мешочки. Спустя несколько минут перед нами были великолепные кованые парадные ворота императорского дворца. По обе стороны от них навытяжку стояли усатые гвардейцы в алых мундирах. Не доходя до них десятка шагов, я протянул Гасу золотой.
– Держи. А теперь беги отсюда.
– Спасибо, дяденька ястреб! – ухмыльнулся парнишка и бегом припустил через площадь.
– Вам лучше будет где—нибудь отсидеться. Во дворец вас все равно не пустят, – сказал я ребятам, – найдите хороший постоялый двор. Лорд Феррли потом приведет меня к вам.
Я отцепил с пояса кошелек и протянул Лютому.
– Вот. Там надолго хватит.
– Значит, так, – деловито проговорил Ом, подкидывая на ладони приятно позвякивающий мешочек. – Назначаем контрольное время. Если не вернешься… скажем, через два дня, мы начнем действовать.
Я вытаращил глаза. Действовать? Как, интересно, он себе это представляет? Противостоять Вериллию? Имперским псам? Храмовой страже? Или, может, самому императору? На меня зуб у всех имеется.
– Придумаем что—нибудь, – усмехнулся Лютый. – В джунглях выжили, и здесь еще побарахтаемся!
– В джунглях—то легче было, – заметил Дрианн.
Когда мои друзья удалились, я почувствовал одновременно и одиночество, и облегчение. Впервые за такой долгий срок оставшись без них, конечно, немного растерялся. С другой стороны, уверенность в том, что ребята в безопасности, успокаивала.
– Я тоже откланяюсь, барон, – сообщил Артфаал. – Дворец настолько нашпигован антимагическими артефактами, что мне туда ходу нет.
Демон растаял в воздухе, а я тяжело вздохнул. Вот и все. Сейчас буду держать ответ. И кто знает, какова будет расплата за мои поступки… Постаравшись отогнать мрачные предчувствия, я решительно подошел к гвардейцам. Стражи воинственно выставили алебарды, загораживая мне проход. Я нахально продемонстрировал гвардейцам перстень с печатью императора. Пусть попробуют не пропустить! Алебарды вернулись на свое обычное место, солдаты снова застыли в позах статуй. Я подошел к решетке ворот, из—за которых уже спешил бравый офицер – начальник караула, в котором я узнал лейтенанта… как бишь, его… Ривена, вот! Этот бравый, надменный вояка, помнится, доставил меня во дворец по приказу Ридрига. Тогда я получил награду. Давно это было… Что ждет меня сейчас? По лицу лейтенанта Ривена я понял, что не узнан. Конечно, что может быть общего между испуганным бастардом в рубахе из холстинки и угрюмым, с обветренной, потемневшей от южного солнца кожей, человеком в заношенной форме офицера имперских ястребов? Предваряя вопросы, я сунул под лейтенантский нос императорскую печать и представился. Ворота распахнулись, и я в сопровождении Ривена зашагал по длинной дорожке к мраморным ступеням, ведущим во дворец. Еще один караул.
– Лейтенант Ривен, лейтенант Сайваар, по личному поручению его императорского величества.
Вот и дворец. Все тот же круглый зал, стены которого обиты переливчатым журженьским шелком. Широкая лестница с резными перилами черного дерева. Нарядные придворные. Ничего не изменилось. Только я стал другим. Больше не опускал глаз при виде надутых от сознания собственного величия аристократов, не горбился, придавленный своим ничтожеством, не восхищался роскошью убранства. Видел я и людей посильнее, и дворцы пороскошнее.
– Куда вы меня ведете? – спросил я лейтенанта Ривена.
– К старшему секретарю его величества. Вы изложите ему цель вашего визита… – начал было гвардеец, но я оборвал его.
– Отставить секретаря. Мне нужна срочная аудиенция императора, личная.
Плевать мне было на протокол! Единственный шанс выжить – поговорить с Ридригом один на один. Гладко выбритое, холеное лицо Ривена, украшенное пушистыми усами, выразило что—то похожее на сочувствие.
– Все равно докладывать о вас будет старший секретарь. Без этого никак.
Пришлось смириться. Мы пришли в большую комнату, заставленную столами, за которыми сидели деловитые люди в зеленых камзолах и писали какие—то бумаги. Свитки лежали на столах, громоздились на полу, подоконниках и вываливались из резных шкафчиков. Вдоль стены на стульях сидели посетители. Время от времени один писец освобождался и принимал кого—нибудь из длинной очереди. Потом опять начинал строчить что—то в свитке. Не знаю уж, как назывался весь этот кошмар – то ли канцелярия, то ли секретариат, но лейтенант Ривен не стал присоединяться к просителям, а, бесцеремонно отстранив бросившегося ему наперерез щелкопера, распахнул тяжелую дубовую дверь и прошел в соседнюю комнату. Там картина была более отрадная. Стол всего один, а человек, восседавший за ним, никаких бумаг не писал. Я понял, что это и есть личный секретарь его величества. Он удивленно воззрился на нас, пораженный таким наглым вторжением. Но его негодующие взгляды ни на меня, ни на искушенного в дворцовой жизни лейтенанта не подействовали.
