последовать за ним. Мы очутились в императорской опочивальне. Окна были плотно занавешены, и две вечные свечи в серебряном настенном канделябре не могли разогнать полумрак, царивший в комнате. Несмотря на то, что на дворе стояла теплая погода, в камине пылали дрова. Пахло душными восточными благовониями. От их запаха и жары у меня даже слегка закружилась голова. Посреди комнаты стояла невероятных размеров кровать, раза в два больше, чем в моей комнате, застеленная парчовым покрывалом, поверх которого была навалена гора расшитых золотом подушек. Чудовищное ложе настолько меня поразило, что я не сразу заметил самого императора. Он сидел в кресле у окна и при нашем появлении даже не поднял головы. Все его внимание было приковано к сидевшей у его ног черноволосой женщине, которая перебирала струны лютни и что—то напевала вполголоса. Ридриг был облачен в просторный халат, и то ли из—за объема этого одеяния, то ли из—за скудного освещения мне показалось, что император очень похудел и осунулся. Правая рука его нежно поглаживала смоляные локоны женщины, левая сжимала ножку хрупкого бокала, наполненного вином.
– Ваше величество, – громко, отчетливо произнес Вериллий. – Барон Сайваар просит вашей аудиенции.
Ридриг, поглощенный своим незатейливым занятием, никак не отреагировал на эти слова. Немного подождав, Верховный снова обратился к нему:
– Ваше величество! Здесь барон Сайваар, он хочет говорить с вами!
Наконец монарх поднял на нас глаза, и у меня болезненно сжалось сердце. Нет, освещение было ни при чем. Император действительно очень похудел. Но больше всего меня напугало выражение его лица. Человек, которого я запомнил бодрым, умным и полным сил, выглядел теперь как глубокий старик, впавший в детство. Он смотрел на нас, доверчиво и беззащитно, рассеянно улыбаясь и ни на секунду не отрывая пальцев от волос девицы.
– Ваше величество… – против моей воли, голос дрогнул.
– Я устал… – тихо произнес Ридриг. – Поговорите лучше с моим другом. Вериллий, – в голосе монарха обозначились по—детски капризные нотки, – я же просил меня не беспокоить. Ты что, не можешь все решить сам?
– Но господин барон настаивал, ваше величество, – насмешливо произнес Верховный маг.
– Ваше величество, – вмешался я, видя, что Ридриг не узнает меня, – порученная вами миссия…
– Я занят! Я устал! – вдруг визгливо выкрикнул монарх. – Вон! Вон!
Я попятился, не сводя глаз с его страдальчески искривившегося лица. В этот момент женщина, сидящая у его ног, откинула тяжелую волну волос и взглянула на меня. Я вздрогнул от неожиданности. На меня смотрели знакомые глаза, изумрудную зелень и блеск которых не мог скрыть даже тусклый свет. Галианна. С момента нашего расставания девушка очень изменилась. Еще похорошела, расцвела. Но это была какая—то недобрая, разрушительная красота. В выражении лица не было того безмятежного спокойствия, уверенности в себе и окружающем мире, которые раньше были свойственны дикой кошке. В прекрасных глазах пряталось чувство, которое я не мог определить. Любовь? Нет, любящая женщина так не смотрит. Страх? Возможно. И что—то еще?.. Внезапно я понял: ненависть. Тщательно скрываемая, и еще более жгучая оттого, что не получает выхода. И она была адресована мне. Покидая неприветливую опочивальню, я успел заметить, как полные, сочные, утратившие детскость губы сложились в горькую усмешку.
Выскочив за дверь, я оторопело покрутил головой, сообразил, где находится моя комната, и потопал по гулкому, пустому, ярко освещенному коридору. Единственное, чего мне хотелось – это остаться одному и попытаться понять, что происходит, обдумать сложившуюся ситуацию. Только не думайте, что я такой дурачок и гадал, какие отношения связывают Ридрига и Галианну. Тут как раз все было ясно. И честно говоря, не особенно меня это трогало. В конце концов, никто из нас не клялся в верности, правильно? Ну, а профессия девушки не оставляла места романтическим надеждам. Связь с монархом – вершина карьеры для такой женщины. При других обстоятельствах я бы только порадовался за Галианну. Но что случилось с Ридригом? Внезапная болезнь? Можно и к гадалке не ходить, понятно, кто за этим стоит. Но как ему это удалось? И еще, мне казалось, что дикая кошка тоже в этом замешана. Размышляя таким образом, я добрался до своей комнаты и потянул на себя дверь, надеясь, что Верховный маг оставит меня в покое. То есть, мечтая об этом, потому что все это время Вериллий шел за мной, недвусмысленно демонстрируя свою готовность к диалогу. Мне ужасно хотелось, подобно Ридригу, заорать: «Я устал!», но пришлось смириться. Я рухнул на кровать, а мой нежеланный собеседник устроился в кресле, снова наполнив бокалы вином. И начался самый неприятный разговор в моей жизни.
– Понимаю, Рик, – отечески увещевал меня Вериллий, – ты зол на меня…
Хо—хо, слово—то подобрал: зол! Как будто он у меня смазливую девицу в трактире увел. Или кошелек украл. Зол! Да у меня было одно желание: поступить с ним так же, как он собирался поступить со мной.
– Пойми, сынок, ты был опасен для меня. Я не могу тебя прочесть. Ты для меня – закрытая книга. Видишь, я не скрываю ничего. Я так и не смог выяснить, откуда ты взялся тогда, в нужное время, в нужном месте. Ты сумел за короткий срок завоевать доверие императора, и был отправлен выполнять его личное поручение. Я счел тебя конкурентом, достойным соперником и решил устранить. Но тебе удалось выжить и победить очень сильного мага. Лучшего после меня. Не стану лицемерить: и теперь считаю тебя очень опасным. И предлагаю сделку.
– Я не заключаю сделок с убийцами.
– А если этот убийца – первое лицо империи? – тонко улыбнулся Верховный.
– Первое лицо?
– Фактически, да. Ты видел, в каком состоянии его величество.
– Что ты с ним сделал, ублюдок? – прорычал я, вскакивая и бросаясь к Вериллию.
Меня охватила душная, нерассуждающая злоба. Я хотел лишь одного: стереть с его рожи эту гадостную ухмылочку. Плевать мне было на все его магические штучки. «Только бы успеть, только бы успеть, и я удавлю его голыми руками», – билась в голове мысль. Не успел, конечно. Невидимая поверхность Отталкивающего воздушного щита швырнула меня назад, я отлетел к кровати и неловко рухнул на нее.
– Не стоит, мой мальчик, – страдальчески поморщился Вериллий. – Я не хочу причинять тебе боль.
– Что ты с ним сделал? – повторил я, в бессильном бешенстве сжимая кулаки.
– Ты талантливый самоучка, Рик. Но нужно хоть иногда заглядывать в учебники, – мягко укорил Верховный, чем—то напомнив Артфаала. – Я не могу причинить вред Ридригу. То же относится и ко всем членам августейшей семьи. Неужели ты ничего не слышал о священном обете?
Я пожал плечами. За последний месяц мне пришлось столько узнать о всякого вида обетах, клятвах и присягах, что мог и просто забыть.
– Каждый маг Галатона приносит клятву, что не станет своим колдовством наносить вред гражданам империи. Вступая же в Совет магов, волшебник произносит слова священного обета. Он клянется, что никогда не использует чары против августейшей семьи.
– Тебе ничего не стоило нарушить обет!
– Это невозможно! Как только я сотворю заклятие, которое нанесет урон Ридригу или его детям, я умру, а моя душа отправится прямиком во мрак. При произнесении священного обета на руку надевается зачарованная нить, которая проникает под кожу, вживляется в тело, и в случае нарушения клятвы выпускает в кровь яд.
Я хмыкнул. Ну да, конечно. Генерал ведь не убивает сам, он поручает это грязное дело подчиненным. Вериллий вполне мог сплести хитроумный заговор, используя подкупленных или запуганных волшебников, чтобы потом пользоваться плодами их неправедных трудов. Только вот как удалось изобрести такую волшбу, которая пробилась сквозь все антимагические заслоны и придворных чародеев? Не могут же все, абсолютно все быть его сторонниками?
– Я предлагаю тебе свою помощь и поддержку, Рик, – говорил между тем Верховный. – В обмен на преданность и дружбу с твоей стороны. Подумай и не отвергай сразу протянутую тебе руку.
– Нет! Я приносил присягу Ридригу Второму!
– Ты можешь считать ее недействительной, ведь тот, кому ты присягал, недееспособен. Он впал в
