шар. Этого оказалось достаточно, чтобы маги шарахнулись в стороны, прикрываясь наспех сооруженными щитами. Пользуясь их замешательством, я аккуратно стукнул белобрысого Железным кулаком по темечку. Охнув, маг медленно опустился на каменные плиты. Одной рукой перехватив Дарианну поперек спины, отчего она повисла у меня подмышкой, как сонный щенок, я мысленно активировал надежный щит. Потом, извинившись перед ее высочеством за столь грубое обращение, усадил ее, прислонив спиной к валявшемуся без сознания магу. Чтобы теплее было. Мальчишки тем временем швыряли в меня заклятие за заклятием, но волшба их была до того бездарной, что улетала куда-то в стороны, ни разу даже не соприкоснувшись со щитом. Я пожал плечами. Возможно, дело было все в том же слабом образовании. Но существовало и другое объяснение: парни вовсе не желали причинять нам вред. В свете последних событий количество сторонников Вериллия и всего Совета резко уменьшалось. Я аккуратно закрыл капсулу и сунул ее в карман штанов. Потом сотворил Стальную паутину, напитал ее силой мрака. Благо, что во дворе не было артефактов, блокирующих работу с темным источником. Или были, но слабые. И в один миг спеленал практикантов так, что они и шевельнуться не могли. Да парни и не проявляли особого рвения. Двое уже знакомых мне охранников сжались у ворот, не зная, чего им ждать. Нападать они не собирались, уже поняв, что их сил явно будет недостаточно, если уж маги не справились. Я швырнул в них заклятие Воздушного удара, припечатавшее доблестных стражей к их будке и выбившее сознание из дубовых голов. Потом поднял на руки Дарианну и поспешил удалиться. Проходя мимо пыхтящих в паутине мальчишек, спросил:
— Что случилось-то?
— Не знаем, — вполне обыденно ответил один из них, — всех работников Совета подняли по тревоге и отправили на площадь Семи королей. А нас — сюда, держать оборону до прихода подкрепления.
— Угу. Ну, удачи. Держите, — напутствовал я, направляясь к воротам.
Больше никто мне не препятствовал. С Дарианной на руках я добрался до уютного подвальчика, в котором раньше находилась мастерская Дживайна, пока ее хозяин не подался в бега. Там меня встретили мастер Триммлер, осторожно принявший на руки принцессу, и Копыл, который со слезами на глазах накрыл девушку шерстяным пледом.
— Все чисто, — заглядывая в подвал, доложил Грациус.
Мы пересекли улицу и по одному спустились в колодец.
— Дорогой барон! — из темноты на плече соткался лорд Феррли, — как я рад, что ваше предприятие увенчалось успехом!
— Спасибо, — я постарался ментально выразить свое ответное счастье от лицезрения демона, — вы не знаете, что происходит на площади?
Мысли Артфаала заметались, беспомощно путаясь и выдавая периодические вспышки, в которых я узнал ужас.
— Не знаю, дорогой барон. Могу только сказать, что оттуда тянет чем-то очень страшным. Вы не чувствуете? Вот, опять началось…
Демон вздыбил шерсть и утробно взвыл. Я почувствовал, как волосы на затылке встают дыбом от прикосновения неведомой, необъяснимой, непонятной и оттого еще более пугающей жути.
Много дней пробыл Уран-гхор в плену у рыжей шаманки. Много он сражался, много чудищ убил в боях. Всякий раз, выпуская из души зверя, разрешая ему утолять жажду крови, побеждал молодой вождь. Но нелегко давались ему эти победы. Израненного, порой и еле живого выносили его слуги шаманки с арены — так называлось это место. Потом ненавистная хозяйка залечивала его раны. Тело Уран-гхора покрылось рубцами и нитями шрамов. Но самые страшные следы остались на его душе. Орк жил лишь одной мечтой: избавиться от рабства и отомстить. Шаманке, ее прислужникам, всем людям. Только это стремление заставляло его сражаться снова и снова, стискивать зубы, терпеть боль, бороться со зверем внутри. Только это. И еще старик, который являлся в снах и грозил скрюченным пальцем: «Ступай за чумой, она поможет!»
Так проходил день за днем. И все они были похожи друг на друга. Однажды за Уран-гхором пришли слуги шаманки, завязали ему глаза и вывели из клетки. Знал молодой орк, что ведут его сражаться. И даже радовался этому, желая утолить злобу, что терзала его душу и разум.
Его привели на арену, сунули в руки меч и сдернули повязку. Привычно шумели люди, несли деньги проклятой рыжей шаманке. Дети в праздничных одеждах, радуясь, указывали пальчиками на мрачного орка, застывшего в середине круга. Спокойно стоял Уран-гхор, даря людям презрительные взгляды. Вдруг толпа громко загомонила, и на арену вытолкнули его противника. Нахмурился молодой вождь, крепко стиснул челюсти: напротив стоял, сжимая в руке меч, Сварг-гхор — его друг, товарищ по несчастью.
— Убей! Убей! — орала толпа.
— Нет! Нет! — мерно колотилось сердце.
Опустил руки Уран-гхор. И тут же почувствовал, как невидимая петля словно бы сжимает его горло. Рассерженная его нерешительностью, рыжая шаманка привстала на месте и сжала длинные белые пальцы, призывая боль на голову раба. Захрипел гордый вождь, но не покорился.
— Дерись, зверь! — выкрикнула рыжая.
— Дерись! Дерись! — подхватила толпа.
И Сварг-гхор сказал:
— Давай же, дерись!
— Нет! — отвечал Уран-гхор.
Не мог он поднять руку на соплеменника, единственного своего товарища.
— Не упрямься, — говорил Сварг-гхор, — выхода все равно нет. Сражайся!
Выла от нетерпения толпа, и в бешенстве потрясала кулаками рыжая шаманка. А Уран-гхор стоял, как скала, спокойно было лицо его, а сильные руки опущены.
— Сражайся, зверь! — кричали отовсюду.
— Прошу тебя, — повторял Сварг-гхор, — ты молод, ты можешь еще выжить здесь. Сразись со мной. Я уже не так силен и вынослив, и устал я быть рабом. Мне не жаль своей жизни, я уйду к духам предков, благословляя твой меч. Отпусти меня, друг.
— Нет, — упрямо отвечал Уран-гхор. — Драться с тобой я не стану. Я — орк, а не зверь.
Шумела толпа, как ураган в степи, ярилась шаманка, и тогда Сварг-гхор шагнул вперед, поднял меч, нападая на молодого вождя. Он не хотел убивать товарища, желал только спасти его, погибнув в этой схватке. Один мертвый лучше, чем двое!
— Защищайся!
Уран-гхор отшвырнул свой меч в сторону, руки на груди сложил:
— Не будет этого.
— Будь по-твоему, — ответил Сварг-гхор и тоже бросил оружие.
Вокруг взревели разочарованные люди, Уран-гхор поднял голову и оглядел толпу. Потом плюнул на песок. Жалкое трусливое племя…
В это время пожилой человек в белых одеждах пробрался мимо беснующихся людей к рыжей колдунье и прошептал ей на ухо:
— Ты обманула нас, Шанталь. Они не звери, твои бойцы разумны! Ты нарушила правила проведения боев.
— Нет, их разум одурманен, — отвечала магесса.
— Тогда почему молодой отказывается сражаться?
— Он будет наказан.
— Какой мне от этого прок? Наказать следует того, кто лишил нас зрелища.
— Что ты хочешь этим сказать? — вызывающе прищурилась рыжая.
— Если он все же зверь, как ты утверждаешь, пусть сразится с моим бойцом.
Шанталь закусила губы, понимая, что ее собеседник замыслил подвох. Мэтр Телльри тоже занимался выведением зверей для боев. Между двумя магами давно уже существовало соперничество. Отказаться колдунья не могла, это было равносильно признанию в мошенничестве. Устав бойцовского театра требовал, чтобы на потеху публике сражались лишь животные. Это правило, введенное двести лет назад, преследовало весьма благородную цель — гуманизм. Но маги Паргании нашли оригинальный способ обойти устав. Они покупали пленных и с помощью зелий лишали их разума. А ведь всем известно, что неразумное
