Максвелл лишь поражалась ежедневно тому, с какой неутомимостью девочка впитывала и изливала сокровища мысли и опыта, которыми делилась с ней учительница. Ребекка была животворной силой, меняющей весь замысел любой картины, частью которой становилась, привнося в нее с собой новые ценности. Разве вы никогда не видели, как тусклые синие и зеленые цвета комнаты мгновенно преображаются, неожиданно озаренные солнечным светом? Мисс Максвелл казалось, что именно так действует Ребекка на тех людей, в общество которых они иногда попадали. Но чаще учительница и ученица были вдвоем - читали друг другу вслух или беседовали. Ребекку очень занимало предстоящее конкурсное сочинение. В глубине души она была уверена, что никогда не будет счастлива, если не завоюет этой награды. Ценность приза не имела для нее никакого значения, да и почести в данном случае мало интересовали ее. Ей хотелось доставить удовольствие мистеру Аладдину, оправдать его веру в нее.
- Если бы я сумела удачно выбрать тему, то я должна бы была сначала спросить вас, смогу ли я, на ваш взгляд, хорошо раскрыть ее. А потом, я думаю, нужно работать, сохраняя все в тайне, и даже никогда не читать сочинение вам и не говорить о нем.
Мисс Максвелл и Ребекка сидели возле маленького ручья солнечным весенним днем. С самого завтрака они гуляли в лесочке, протянувшемся вдоль берега моря, - прохаживались по нагретому солнцем песку, наслаждаясь теплом, - и возвращались в уединенное тенистое место, устав от слепящего блеска солнечных лучей.
- Очень важно правильно выбрать тему, - сказала мисс Максвелл, - но я не возьмусь сделать это за тебя. Ты уже на чем-нибудь остановилась?
- Нет, - ответила Ребекка. - Я придумываю новую тему каждую ночь. Я начала с 'Что такое поражение?', а потом - 'Он и она'. Это был бы диалог между мальчиком и девочкой, кончающими школу, и говорилось бы в нем об их жизненных идеалах. Потом, помните, вы сказали мне однажды: 'Следуй за своим святым'? Я очень хотела бы написать об этом. В Уэйрхеме у меня не было ни единой мысли, а здесь - новая каждую минуту, так что думаю, я должна постараться и написать сочинение здесь, обдумать его, во всяком случае, пока я такая счастливая, свободная, отдохнувшая... Посмотрите на гальку на дне этой бухты, мисс Эмили, какая она круглая, гладкая, блестящая.
- Да, но где получили эти камешки свой красивый блеск, атласную поверхность, прелестную форму? Не в этой спокойной заводи, лежа на песке. Здесь их углы никогда не были бы сглажены, их грубая поверхность отшлифована. Они обрели свою красоту в борьбе и схватке бурных вод. Они наталкивались на другие камни, их бросало на острые скалы, а теперь мы смотрим на них и называем их красивыми.
- Не выпади вам доля педагога,
Могли б нести вы людям слово Бога, -
сказала Ребекка в рифму. - О, если бы я могла мыслить и говорить, как вы! - вздохнула она. - Я так боюсь, что никогда не буду достаточно образованной, чтобы из меня вышел хороший писатель.
- С большей пользой ты могла бы тревожиться о множестве других важных вещей, - заметила мисс Максвелл с некоторым пренебрежением. - Бояться, например, что ты не постигнешь человеческую натуру, что ты не осознаешь красоту окружающего мира, что тебе может не хватить сочувствия к людям и потому ты никогда не сможешь читать в их душах, что твоя способность выражать мысли может от самих этих мыслей отставать, - тысяча проблем, каждая из которых важнее для писателя, чем знание всего того, что может быть найдено в книгах. Эзоп был греческим рабом и даже не умел писать, однако весь мир читает его чудесные басни.
- Я не знала этого, - сказала Ребекка почти с рыданием. - Я ничего не знала, пока не встретила вас!
- Ты пройдешь только курс средней школы в Уэйрхеме, но даже самые знаменитые университеты не всегда делают настоящими людьми мужчин и женщин. Когда у меня появляется страстное желание поехать за границу, чтобы учиться, я всегда напоминаю себе о том, что были три великие школы в Афинах и две в Иерусалиме, но Учитель всех учителей вышел из Назарета, маленькой деревушки, скрытой вдали от большого шумного мира.
- Мистер Ладд говорит, что в Уэйрхеме все ваши таланты пропадают даром, - сказала Ребекка задумчиво.
- Он не прав. Мои таланты невелики, но ни один талант не будет растрачен зря, если только его обладатель не предпочтет держать его под спудом. Помни это, когда речь идет о твоих собственных талантах, Ребекка. Быть может, люди не оценят их по достоинству, но таланты могут поддерживать, утешать, вдохновлять там и тогда, где и когда ты меньше всего этого ожидаешь. Наполненный доверху стакан, содержимое которого переливается через край, увлажняет землю вокруг себя.
- Вы слышали о 'Розе радости'? - спросила Ребекка после долгого молчания.
- Да, конечно; откуда ты знаешь о ней?
- Я видела ее на обложке книги в библиотеке.
- Я видела ее и под обложкой книги в библиотеке, - улыбнулась мисс Максвелл. - Это из Эмерсона[37], но боюсь, ты еще недостаточно взрослая для такой книги, Ребекка, а 'Роза радости' - одна из тех вещей, которые не поддаются объяснению.
- О, попробуйте объяснить, дорогая мисс Максвелл! - умоляла Ребекка. - Может быть, если я хорошенько подумаю, я смогу угадать, что это значит.
- 'В реальности - этом мучительном царстве времени и случая - существуют Забота, Бедствие и Печаль; с мыслью об Идеале появляется в ней неугасимое бурное веселье - Роза радости, вокруг которой поют все музы', - процитировала мисс Максвелл.
Ребекка повторяла эти слова снова и снова, пока не выучила наизусть. Потом она сказала:
- Я не хочу показаться самоуверенной, но я почти убеждена, что понимаю это, мисс Максвелл. Быть может, не совсем, потому что это запутанно и сложно, но немного, вполне достаточно, чтобы развить эту мысль. Так бывает, когда прекрасная фигура галопом промчится мимо вас на лошади: вы так удивлены, ваши глаза движутся так медленно, что вы не можете как следует разглядеть ее, но вы поймали мельком ее очертания, когда она пронеслась мимо, и знаете, что она прекрасна. Все решено: мое сочинение будет называться 'Роза радости'. Я сейчас решила. У меня еще нет ни начала, ни середины, но конец, я знаю, будет волнующим. Что-нибудь такое... дайте подумать:
А теперь я хочу укутать вас шалью, подложить вам под голову хвойную подушку, и, пока вы спите, я спущусь на берег и напишу для вас сказку. Я буду 'предполагать' разные вещи, как мы это с вами всегда делаем. Моя история летит далеко-далеко, в будущее, и в ней случается то прекрасное, что, возможно, никогда не происходит в действительности. И все же кое-что из этого прекрасного произойдет, вот увидите. И тогда вы достанете из вашего стола эту сказку и вспомните Ребекку.
'Интересно, почему они, эти юные, всегда выбирают темы, которые потребовали бы максимального напряжения сил от самого великого писателя? - думала мисс Максвелл, пытаясь уснуть. - Их ослепляет, увлекает, захватывает величие темы или они воображают, что могут справиться с ней? Бедные, наивные создания, впрягающие звезды в свои игрушечные повозки! [38] А как прелестно это наивное создание выглядит под своим новым зонтиком!'
Зонтик был подарком Адама Ладда. Он ехал по улицам Бостона в один из холодных весенних дней, когда природа и модницы обнадеживают, но надежды кажутся далекими от осуществления. Неожиданно его поразил вид розового зонтика в витрине одного из магазинов, весело сигналящего прохожему и заставляющего его помечтать о сиянии летнего солнца. Он напомнил Адаму яблоню в цвету - глубокого розового цвета ткань, белая подкладка и пушистый, обшитый бахромой край из розовых и кремовых нитей, нависающий над зеленой ручкой. Он сразу вспомнил одно из ранних признаний Ребекки - маленький розовый зонтик, позволивший ей единственный раз заглянуть в веселый мир моды и красоты, которого ее детство почти не знало, и ее поклонение этому хрупкому предмету, и его