– Ты говоришь о моих силах? Если я не ошибаюсь, ты на несколько лет старше меня, и это я должна заботиться о твоем здоровье, – с иронией заметила Кали, раскладывая ветчину по тарелкам. На гарнир она успела приготовить рис с приправами и подала зеленый салат.
Выражение глаз Тревиса можно было назвать жадным и голодным. Впрочем, он изголодался не только по еде.
– Думаю, я уже сумел тебе доказать – разница в возрасте мне не помеха.
Кали улыбнулась. Она слишком хорошо запомнила доказательства Тревиса. К тому же она догадалась, что он с удовольствием повторит их после обеда. Кали знала – дело отнюдь не в возрасте, а в его немалом опыте. Ее собственный был ничтожным. Она имела дело лишь с одним мужчиной и не представляла себе, что секс может быть чем-то большим, нежели обычное физическое обладание телом своего партнера. Тревис долго создавал нужную атмосферу, не торопил Кали, любовался ее телом и помог ей раскрепоститься. От одной мысли об этом у нее закипела кровь. Но в ее чувстве притаился страх, который она обнаружила лишь сейчас. Кали боялась полностью подчиниться Тревису, стать зависимой от него и утратить свое «я».
Тревис уловил смятение в ее взгляде и успокоил ее.
– Ты ничего не потеряла, Кали, – тихо сказал он и, нагнувшись, взял ее внезапно похолодевшие пальцы в свою теплую сильную руку. – Мы наградили друг друга особыми дарами. Мы поделились тем, что доступно лишь немногим. Помни об этом.
– Я пытаюсь себя убедить, но безуспешно, – устало улыбнулась Кали. – Я не из тех женщин, что ложатся в постель с первым встречным. – Тут она вспомнила их объятия в тот Сочельник и ее лицо побледнело.
Тревис перехватил ее взгляд и догадался, о чем она думает.
– В ту ночь ты мечтала о мести. Но, полагаю, ты бы не легла в постель только ради этого. Хотя ты выпила и осмелела, но смелости этой надолго не хватило бы… – Он поднял ее руку и провел ею по своим губам, продолжая следить и оценивать, как она отреагирует. Огонь, вспыхнувший в ее глазах, подсказал Тревису, что она ощутила свою слабость и готова уступить. Уступить ему. Только ему, если он сейчас что- нибудь скажет. – Даже тогда мы вели себя необычно.
У нее задрожали губы.
– Ты уверен, что ты не ирландец? Уж больно любишь льстить, – чуть слышно сказала она, чувствуя, как теряет остатки воли от его жаркого взгляда.
Тревис сделался очень серьезным и сосредоточенным. Таким она его ни разу не видела.
– Позволь мне кое-что объяснить: я никогда не лгал тебе и не пытался обидеть. Для меня это все равно, что обидеть самого себя. Я сделаю все, чтобы ты больше не страдала, и, клянусь, расправлюсь с любым твоим обидчиком.
Кали вздрогнула. Тревис никогда не бросал слов на ветер, и она это знала. Но ведь он здесь долго не задержится, и кто тогда сможет ее защитить? Она опять останется одна, а проведенное с ним время покажется кратким чудесным мгновением и сохранится лишь в ее памяти.
Она отдернула руку и взялась за вилку. Она не была голодна, но заставила себя съесть до последнего куска все, лежавшее на тарелке.
Настроение Кали беспокоило Тревиса. На глазах в ней что-то неуловимо изменилось.
Она улыбалась, откликалась на его реплики и даже шутила, но делала это как-то машинально, словно внутренне отключилась. Неужели она жалеет о том, что произошло между ними? И что он теперь должен делать? Как ему доказать, что он не похож на ее бывшего мужа и никогда с ней так не поступит?
Вскоре Кали сказала, что хочет принять на ночь теплую ванну, и покинула кухню. Тревис почувствовал, что она хочет побыть одна, и не удивился. Конечно, Кали давно не была близка с мужчиной, и надо немного привыкнуть к мысли, что теперь у нее есть он. Он остался в гостиной, и до него донесся плеск наливаемой воды. Тревис представил себе, как пузырьки пены нежно окутывают ее грудь, проплывают над животом и покрывают руки. Он вздохнул от досады. Ему очень хотелось очутиться с ней рядом, но он боялся своим вторжением нарушить тот хрупкий контакт, который установился между ними. Нет, ему лучше проявить сдержанность, по крайней мере, сегодня. Он взял книгу, оставленную ею на диване, и попытался читать, но не смог сосредоточиться, его мысли возвращались к мерцающему теплым светом обнаженному телу Кали. Тревис заерзал на стуле, испытывая все возрастающее желание, будто и не насытился за последние восемь часов. Возможно, это был сон. И он не занимался любовью с Кали. Нет, если бы он видел все во сне, то не запомнил бы ее вызывающе торчащие розовые соски на мягких холмиках грудей, не запомнил бы ее сладкие стоны, когда он касался самых чувственных ее мест, и короткие вскрики радости, когда он ею овладел. Нет, это не сон, все было наяву, и он, Тревис, с удовольствием повторил бы любовный акт, если бы она ему позволила.
Звук закрывающейся двери оторвал его от чувственных видений. Он отложил книгу, поднялся со стула и выглянул в коридор. Дверь в ванную была открыта, и в теплом влажном воздухе витали сладкие запахи пены, отдающие медом и миндалем. Но Кали захлопнула дверь в спальню, дав ему понять, что ему туда путь заказан.
Кали лежала в постели, прислушиваясь к шагам Тревиса в коридоре. Неужели он не понял намека и осмелится открыть дверь? Она сделала вид, что дремлет, но тут же услыхала, как он вернулся в гостиную, и вздохнула то ли от облегчения, то ли от обиды.
Да, она влюблена в Тревиса, в этом не может быть никаких сомнений. Она влюбилась в человека, желающего вернуть ее к жизни, к работе, к цивилизации, ко всему, что нанесло ей такую обиду. Нет, эта любовь не для нее, в конце концов, она приведет ее к гибели. Кали повернулась на другой бок и поглядела на игрушки дочери на туалетном столике. Она сразу вспомнила о Черил, и тоска, сжавшая ее сердце, заставила ее забыть о любовных переживаниях. Главное для нее – вернуть дочь домой, а все остальное не имеет значения.
Кали сжалась под одеялом, когда дверь, наконец приоткрылась. Полоса света упала на ее свернувшееся клубочком тело. Но дверь тут же осторожно закрылась, и свет исчез.
Тревис был здесь, в спальне. Она не видела его в темноте и не слышала звука его движений, но точно знала, что он рядом, и могла поклясться, что чувствует его запах. Кали не испугалась и не рассердилась. Она уже успела понять, что от него не так просто отделаться.
До нее донесся шорох упавшей на пол одежды, и в ту же минуту кровать заскрипела под тяжестью его тела, и покрывало полетело в сторону. Тревис вытянулся в постели, расправил простыню и одеяло, а затем повернулся и обнял Кали, прижав ее голову к своему плечу.
– Можешь притворяться, что спишь, но я-то знаю правду, – негромко произнес он и поцеловал ее в бровь.
Кали ничего ему не ответила. Ей незачем было волноваться – не прошло и минуты, как Тревис уснул. Она поняла это по его расслабившейся позе и мерному дыханию. Вскоре она тоже заснула – спокойно и без кошмаров и сновидений, как не спала уже долгие годы.
Наутро Кали не хотелось вставать. Она знала, что ступит на холодный пол и вдохнет ледяной воздух. Хотя весна была уже в разгаре, погода в горах никогда не считалась с календарем, и холод не торопился покидать эти места. Под одеялами ей было так тепло и уютно, Тревис согрел ее лучше самого теплого одеяла.
Она придвинула свои замерзшие ступни к его теплым ногам.
– Либо ты сейчас укутаешь свои ледышки, либо навсегда потеряешь их, – сонно пробормотал Тревис, не открывая глаз.
Кали с трудом сдерживала смех. Может быть, ей стоило возмутиться, что он оказался у нее в постели, что ночью перетянул на себя половину покрывал, но как она может сердиться на человека, все время согревавшего ее?
– У меня замерзли ноги, – пожаловалась она и прильнула к нему.
– Надень свои дурацкие носки с сердечками, – посоветовал Тревис.
– Но мне не хочется выбираться из-под одеяла.
– Ну, тогда не надевай, – пожал плечами он.
– Но в спальне собачий холод, – Кали испытывала его терпение.
– Не надо мне больше ничего объяснять, милая, я знаю, как согреть тебя. – Тревис с головой нырнул
