– Подожди,– взглянула на дочь Оливия.– Ты совсем ничего не ела.
– Ерунда. Я не голодна.
– Дело не в этом. Тебе надо есть.
Изабел равнодушно пожала плечами.
– Тебе надо есть.– Миссис Хэвилл в упор посмотрела на Изабел.– В твоем положении.
– Мама, не сейчас,– устало сказала Изабел.
– Мы можем не обсуждать эту тему,– с обидой произнесла Оливия.– Ты не обязана мне ничего рассказывать, если не хочешь. Храни свои секреты при себе, сколько влезет.
Изабел с неловким видом отвернулась.
– Я сделаю тебе омлет,– заключила миссис Хэвилл.
– Хорошо,– помолчав, ответила Изабел.
– И налью тебе бокал вина.
– Мне нельзя.
– Почему?
Изабел не отвечала, стараясь привести в порядок противоречивые мысли. Пить нельзя в случае, если она решит оставить ребенка.
– Подумаешь! – фыркнула Оливия.– Я пила по три порции джина в день, когда носила тебя, а ты вон какая получилась. Очень даже ничего, а?
Изабел невольно улыбнулась.
– Ладно, один бокал не повредит.
– Мне тоже. Давай откроем еще бутылочку.– Оливия закрыла глаза.– Господи, это самый ужасный вечер в моей жизни.
– Как тут все было? – Изабел уселась за стол.– Надеюсь, Милли в порядке?
– Наверняка Эсме позаботится о ней,– с оттенком горечи проговорила миссис Хэвилл.
Милли сидела в гостиной Эсме, обхватив ладонями кружку с обжигающим, густым напитком из бельгийских шоколадных хлопьев с капелькой апельсинового ликера. Эсме уговорила Милли принять роскошную горячую ванну, благоухающую какими-то загадочными снадобьями из безымянных бутылочек, надела на нее махровый белый халат и мягкие тапочки, а затем взялась расчесывать волосы Милли старинной щеткой. Устремив взор вперед, на мерцающее пламя в камине, девушка чувствовала прикосновения щетки к голове, ощущала тепло огня, гладкость чистой кожи под халатом. Она приехала к крестной с час назад, расплакалась навзрыд, как только открылась дверь, и потом, в ванне. Однако теперь Милли охватил странный покой. Она сделала еще один глоток горячего шоколада и прикрыла глаза.
– Ну как, лучше? – низким голосом спросила Эсме.
– Да. Гораздо лучше.
– Вот и отлично.
Они замолчали. Одна из двух гончих Эсме встала со своего места у камина, подошла к Милли и положила голову ей на колени.
– Ты права,– сказала девушка, гладя собаку по голове.– Права. Мы с Саймоном чужие люди.– Ее голос слегка задрожал.– Все плохо.
Эсме, не говоря ни слова, продолжала расчесывать волосы Милли.
– Я знаю, что сама виновата во всем. Я понимаю это. Я, а не кто-то другой, вышла замуж и заварила кашу. Но он повел себя так, будто я сделала это нарочно. Он и не попытался взглянуть на ситуацию с моей точки зрения.
– Характерная мужская черта,– заметила Эсме.– Женщины готовы сунуть голову в петлю, чтобы понять, что чувствуют другие. Мужчины же один раз оглядываются и как ни в чем не бывало идут дальше.
– Саймон даже не оглянулся,– всхлипнула Милли.– Не стал меня слушать.
– Очень типично. Еще один упрямый гордец.
– Я чувствовала себя такой идиоткой…– По лицу Милли вновь заструились слезы.– Мне уже и замуж за него не хотелось. Он сказал, что я запятнала чистоту брачных клятв и что он больше не поверит ни одному моему слову. Он смотрел на меня, как на чудовище!
– Понимаю,– ласково молвила Эсме.
За все время, что мы были вместе,– продолжала Милли, вытирая слезы,– мы так и не узнали друг друга по-настоящему. А как можно соединять свою жизнь с незнакомым человеком, как? Не стоило нам устраивать помолвку. По большому счету это все…– Милли не договорила: ей пришла в голову новая мысль.– Помнишь, когда Саймон попросил меня стать его женой? Он все запланировал так, как ему хотелось. Привел меня на скамейку в отцовском саду, достал из кармана приготовленное кольцо, а под дерево заранее положил бутылку шампанского.
– Солнышко…
– Но все это не имело отношения ко мне! Это касалось только его. Он не думал обо мне уже тогда.
– Совсем как его отец,– неожиданно резко произнесла Эсме.
Милли удивленно повернула голову.
