– Открыть? – осведомился старший официант.
– Ой, да! – взвизгнула Филиппа.
– Да, пожалуйста, – кивнула Флер.
Несколько секунд она вертела в руках карточку и внимательно ее разглядывала.
– Ваш отец такой заботливый…
– Знаете, я, пожалуй, все-таки выпью «Манхэттен», – объявила Филиппа. – А потом шампанское. В конце концов, я не за рулем!.. Что с вами, вам нехорошо?
– Нет-нет, – нахмурилась Флер. – Просто задумалась.
Официант откупорил бутылку – пробка выскочила почти беззвучно – и налил шампанское в бокал, а бокал ритуальным жестом подал Флер.
– Обычно мужчинам сложно меня удивить, – проговорила Флер как будто про себя. – Но сегодня…
Она отхлебнула шампанское.
– Восхитительно!
– Сегодня вас все-таки удивили! – с торжеством воскликнула Филиппа.
– Сегодня меня все-таки удивили, – подтвердила Флер, отпила еще и мечтательно посмотрела на бокал. – Даже два раза.
От звука ключа, поворачивающегося в замке входной двери, Ламберт так и подскочил. Пришла уборщица.
Трясущимися руками он затолкал папки в ящик и, выскочив из кабинета, неторопливо спустился по лестнице. Проходя в прихожей мимо уборщицы, жизнерадостно ей улыбнулся, хотя сердце отчаянно колотилось и по спине бегали мурашки.
Десять миллионов оборотных средств! Это деньги для доверительного фонда, не иначе. Тогда почему они лежат не на целевом, а на текущем счете Ричарда? Что происходит? Ламберт остановился возле своей машины, слегка задыхаясь и с трудом сдерживая панику. Деньги лежат не на целевом счете, значит, Филиппа вовсе не миллионерша. А у него чудовищный перерасход и никакой возможности его покрыть.
Он открыл дверцу, рухнул на сиденье и уронил голову на руль, обливаясь холодным потом. Бессмыслица какая-то! Неужто Эмили его обманула? Обещала ведь, что Филиппа будет богата! Они, мол, все организуют, деньги положат на имя Филиппы, и, как только ей исполнится тридцать, она их получит. А что в реальности? Деньги все еще на счете у Ричарда. Похоже, Ричард собрался что-то с ними сделать. Но что? Передать Филиппе? Или вышвырнуть на хрен?
Ламберт уже ничему бы не удивился. А самое ужасное, что от него совершенно ничего не зависело.
Когда принесли десерт, Филиппа перегнулась через стол и заглянула Флер в глаза. Она выпила два «Манхэттена» и щедрую дозу шампанского, после чего стала крайне разговорчива, хоть и невнятно выговаривала слова. Растрепанная, с покрасневшими щеками, она, видимо, собиралась сказать нечто важное.
– Я вам наврала.
Слова вырвались как будто сами собой. Флер удивилась.
– Прошу прощения?
– Нет, это я прошу прощения. Вы же моя лучшая подруга, а я вам наврала. Вы моя лучшая подруга, – с жаром повторила Филиппа. – А я вам сказала неправду. Про Ламберта.
Она схватила Флер за руку и сморгнула слезы.
– В самом деле? А что такое вы мне сказали про Ламберта? – Флер высвободила руку и взялась за ложечку. – Ешьте пирожное, Филиппа.
Та послушно взяла ложечку и принялась ковырять пирожное с заварным кремом. Вдруг она вскинула глаза.
– Я сказала, что люблю его.
Флер не спеша угостилась ложечкой шоколадного мусса.
– А на самом деле не любите?
– Иногда мне кажется, что люблю, но… – Филиппа задрожала. – На самом деле – нет.
– Сложно вас за это винить.
– Я попала в ловушку брака без любви, – изрекла Филиппа, глядя на Флер воспаленными глазами.
– Ну так уходите.
Флер зачерпнула еще ложечку мусса.
– Вы считаете, мне нужно уйти от Ламберта?
– Если вы с ним несчастны…
– А может, мне стоило бы завести роман? – с надеждой спросила Филиппа.
– Нет, – твердо ответила Флер. – Ни в коем случае.
Филиппа неуверенно проглотила заварной крем, взяла еще. По щеке у нее покатилась слезинка.
– А если я уйду от Ламберта, а потом… а по том пойму, что я на самом деле его любила?
