Энтони проследил взглядом за ее пальцем и почувствовал, как застучала в висках кровь. Рука сама собой взлетела к родимому пятну.
– Чего ты его прикрываешь? – спросила Зара.
– Что? – придушенно просипел Энтони.
– Да я про твое родимое пятно. Не надо его закрывать.
– Тебе, что ли, нравится?
– Ну да. А тебе разве нет?
Энтони в растерянности отвел глаза. Никто никогда не говорил с ним о его отметине; он привык делать вид, что пятна не существует.
– По-моему, очень сексуально.
Голос Зары одновременно и ласкал, и царапал слух.
Энтони задышал чаще. Никто никогда не называл его сексуальным.
– Мама его видеть не могла.
– Не может быть, – утешила Зара.
– Может! Она… Неважно, – оборвал Энтони.
– Еще как важно!
Несколько секунд Энтони молча смотрел в землю. Верность матери боролась в нем с внезапным отчаянным желанием выговориться.
– Она хотела, чтобы я носил повязку на глазу. Чтобы этой штуки не было видно.
– Повязку?
Энтони рывком обернулся и натолкнулся на недоверчивый взгляд Зары.
– Я помню. Она спросила, как я считаю – правда, мол, было бы весело носить повязку на глазу. Как у пиратов. И достала такую… жуткую черную пластиковую нашлепку на резинке.
– А ты?
Энтони зажмурился, вспоминая взгляд матери – отвращение, прикрытое бодрой неискренней улыбкой. От боли сдавило грудь.
– Я эдак посмотрел на нее и сказал: я же через повязку не смогу видеть. А она засмеялась и сделала вид, что пошутила. Только… – Он проглотил комок в горле. – Не шутила она. Я и тогда уже знал. Она хотела прикрыть пятно.
– Черт, ну и сволочь!
– Она не сволочь! – Голос Энтони сорвался. – Она просто…
Он закусил губу.
– А, по-моему, смотрится сексуально! – Зара придвинулась еще ближе. – Ну очень сексуально!
Наступила короткая пауза. Зара смотрела Энтони прямо в глаза.
– А… а если люди целуются, от этого бывает рак шейки матки? – спросил Энтони и сам удивился, каким хриплым стал у него голос.
Сердце колотилось как сумасшедшее.
– Вроде нет, – сказала Зара.
– Это хорошо.
Он медленно и неловко обхватил Зару за костлявые плечики и притянул к себе. Ее губы пахли мятой и диетической колой, язык мгновенно нашел его язык. Она уже целовалась раньше, как в тумане подумал Энтони. Много целовалась. Уж наверное, больше меня.
Когда они разъединились, он посмотрел на нее настороженно: вдруг смеется? Сейчас возьмет и скажет что-нибудь обидное.
Нет. К его изумлению и ужасу, она смотрела куда-то вдаль, и по щеке Зары ползла слезинка. В голове у Энтони замелькали картины обвинений и беспомощных оправданий.
– Зара, прости! Я не хотел…
– Не волнуйся, – тихо ответила она. – Это не из-за тебя. Совсем даже не из-за тебя.
– Значит, ты не против?
Он смотрел на нее, слегка задыхаясь.
– Конечно, не против. Я хотела, чтобы ты меня поцеловал. Ты же и сам понял. – Она вытерла щеку, подняла глаза и улыбнулась. – Знаешь что? Поцелуй меня еще.
К тому времени как Филиппа пришла домой, у нее страшно разболелась голова. Флер взяла такси и уехала на вокзал Ватерлоо, а Филиппа отправилась дальше по магазинам в одиночку. Она обошла магазинчики подешевле, куда постеснялась бы заглянуть с Флер, хотя втайне предпочитала именно их. Теперь туфли жали распухшие ноги, прическа потеряла всякую форму, на коже, казалось, осела вся лондонская пыль. Входя в квартиру, Филиппа услышала в кабинете незнакомый голос, и сердце забилось быстрее. Ламберт привел кого-то в гости? Можно будет устроить импровизированный ужин! Как удачно, что на ней розовый костюм – пусть думают, будто она каждый день так одевается!
