разберешь.
Перемены произошли не только в их семье, думал Ричард, наливая себе бокал вина. Куда-то исчезли неодобрительные взгляды в гольф-клубе, утихли сплетни. Теперь Флер уважают в Грейворте не меньше, чем самого Ричарда. На значение на должность капитана для нее так же почетно, как для него.
Ричард прикусил губу. Пора ему тоже оказать ей честь: привести в порядок дела, купить обручальное кольцо и формально попросить ее руки.
На следующее утро у Флер не нашлось времени перезвонить Филиппе.
– Она опять звонила, – сообщила Джиллиан, нарезая помидоры к ланчу. – Пока выходи ли на обследование. Очень расстроилась, что в третий раз вас не застала.
– Общее состояние у меня на высоте, – заметила Флер, рассматривая листок бумаги. – А вот с объемом легких просто беда. Почему бы это?
– От курения, – ядовито вставила Зара.
– Я не курю!
– Раньше курила.
– Совсем недолго, – возразила Флер. – И пол года жила в Швейцарских Альпах, это должно бы поправить дело.
– Да, еще звонил ваш приятель Джонни, – сказала Джиллиан, заглядывая в блокнот, лежавший у телефона в кухне. – Уже четвертый раз на этой неделе.
– Вы еще не помирились? – удивленно спросила Зара.
Джиллиан прибавила:
– По его словам, дело важное. Я пообещала, что вы ему перезвоните.
– Я не в настроении общаться с Джонни, – нахмурилась Флер. – Позвоню потом.
– Позвони сейчас! – воскликнула Зара. – Если он хочет поговорить – так, наверное, не зря. Вдруг что-то срочное?
– У Джонни не бывает ничего срочного, – едко ответила Флер. – У него в жизни нет никаких забот.
– А то у тебя есть?
– Зара, – дипломатично вмешалась Джиллиан, – сходи, пожалуйста, набери мне клубники.
Наступила короткая пауза. Зара мрачно смотрела на мать.
– Ладно, – буркнула она, наконец, вставая.
– А я попозже найду время и перезвоню Джонни, – сказала Флер, рассматривая свои ногти. – Может быть.
Ламберт дошел до предела. Он сидел у себя в кабинете, рвал в клочки бумагу и смотрел в окно, не в силах сосредоточиться. За последние дни на автоответчике скопилось не меньше трех сообщений от Эрики Фортескью из Первого банка, с требованием немедленно связаться с ней. Пока ему удавалось увиливать от разговора, но вечно прятаться невозможно. Что, если она явится к нему на работу? Или позвонит Ричарду?
Перерасход составлял уже триста тридцать тысяч фунтов. Когда он успел вырасти? На что ушла такая прорва денег? Что у Ламберта есть особо ценного? Ну, машина, одежда, несколько наручных часов. Есть друзья-приятели с женами, которых он одаривает бутылками бренди в клубе, билетами в оперу и на крикетные матчи. Он всегда делал вид, будто все это достается ему бесплатно, и друзья верили. Узнай они, что он платит из собственного кармана, были бы страшно смущены; может, и подняли бы его на смех. Сейчас щеки Ламберта горели от злости и унижения. Кто они, так называемые друзья? Безмозглые идиоты! С трудом вспоминается, как их зовут. И ради того, чтобы ублажить этих олухов, он поставил себя в невыносимое положение!..
Какого черта Эмили внушила ему мысли о богатстве? Что за игры? Ламберта переполняло холодное бешенство. Он проклинал Эмили за то, что она умерла, удрала на тот свет, а его оставила подбирать хвосты. Где же, правда? Получит Филиппа деньги или не получит? Может быть, Ричард передумал? Или Эмили просто все выдумала, с начала до конца? С нее сталось бы, с этой хитрой, властолюбивой стервы! Наплела ему, будто его ждет состояние, он и развесил уши, начал тратить куда больше, чем прежде. Теперь он кругом в долгах, а ее намеки да обещания кончились ничем.
Только вот… Ламберт прикусил губу. Только вот нет уверенности, что дело кончилось ничем. Остается сводящий с ума шанс, что Ричард еще раскошелится. Может, он все-таки переведет деньги на целевой счет, и Филиппа в тридцать лет станет миллионершей, как обещала Эмили. А вдруг Ричард решил отодвинуть срок – до тридцати пяти, а то и до сорока лет?
Мучение – ничего не знать наверняка, а точнее выяснить невозможно. Ричард, урод, себе на уме, ни за что Ламберту не скажет, а Филиппа, уж конечно, вообще ничего не знает. Ламберту вдруг вспомнилось ее красное искаженное лицо вчерашним вечером. Когда он в ярости вылетел из дома, она хныкала, лежа на диване. С тех пор он ее не видел.
Сейчас Ламберт понимал, что неадекватно отреагировал на ее жалкую угрозу уйти. Конечно, она это ляпнула просто так; никогда Филиппа от него не уйдет. Но уж очень она его допекла! Он до смерти перепугался и решил, что должен удержать ее любой ценой, сохранить брак, по крайней мере, до тех пор, когда что-то более или менее прояснится. Вот и сорвался. Пожалуй, он хватил через край. Ладно, зато притихнет на время…
Зазвонил телефон, и Ламберта пронзил страх. Неужели Эрика Фортескью из Первого банка звонит из приемной, сейчас поднимется сюда…
Он схватил трубку, рявкнул, пытаясь скрыть страх:
– Да?
– Ламберт? – Это была его секретарша, Люси. – Я договорилась о переносе заседания.
