конце концов она все же была принята сразу в две медицинские школы – Джона Хопкинса[17] и университета Луизианы, и она выбрала колледж Джона Хопкинса, потому что он более престижен. И стать интерном тоже было очень трудно, и она была счастлива, когда это удалось в «Масс-Дженерал», у нее там теперь будет место.
– И чем ты намерена заняться? – лениво спросила Рэли, наблюдая за Энн, сидящей перед маленьким туалетным столиком. Она держала в руке тюбик губной помады и хмурилась своему отражению в зеркале.
– Хирургией мозга, – сказала Энн.
– В самом деле?
– Конечно, почему бы нет? – спросила Энн.
– Ну, потому что такими вещами занимаются мужчины, – ответила Рэли.
– А если я могу делать это так же хорошо или даже лучше?
– Не знаю, – ответила Рэли. – Просто все девочки, которых я когда-либо встречала, интересовались только тем, как они выглядят и что им лучше надеть.
– Что ж, просто до сих пор ты встречала только таких девочек, – сказала Энн. – Но ты можешь заботиться о том, как выглядишь и что надеть, но думать и о своей карьере тоже.
– Возможно, – сказала Рэли.
И так они с Энн проводили часы, разговаривая о всякой всячине: о ее семье, родителях, оставшихся в Дулуте, где они владеют большим домом с верандой, о старшем брате, инженере-химике, о том, что Энн уже стала теткой. Но однажды Энн сказала, что ей неловко рассказывать о своей семье в то время, как у Рэли нет прошлого, которое она могла бы вспомнить, и как, должно быть, это ужасно. А Рэли подумала: «О, у меня есть прошлое. Еще какое! Я была мальчиком в этом прошлом…»
– Я беспокоюсь о своей собачке, – неожиданно вырвалось у нее.
– Ли, это изумительно! – воскликнула Энн. – Ты вспомнила, что у тебя есть собачка.
И Рэли видела, что Энн действительно счастлива. Ее лицо засветилось, словно она выиграла какой-то огромный приз.
– А как ее зовут? – спросила она.
– Фриски, – ответила Рэли, решив, что может себе позволить это. К тому же ей было приятно произнести имя Фриски, словно ниточка протянулась в прошлое.
– Фриски, – повторила Энн, – какое милое имя.
– Ага, я была совсем ребенком, когда получила его, – сказала Рэли, – это ведь как раз такое имя, которое ребенок может дать собачке, верно?
После этого Энн насела на нее, спрашивая, какой породы эта собачка, вынудила Рэли закрыть глаза и сосредоточиться и представить картину с участием Фриски. Постараться представить рядом своих родителей, место, где все это происходит, и тому подобную чепуху. Но Рэли не собиралась рассказывать ей обо всем этом.
– Я не знаю.
– Ладно, пусть это будет началом, – отступила Энн, очень довольная открытием Фриски.
Но продолжения не последовало. Каждый раз, когда Энн пыталась снова вызвать ее на воспоминания, Рэли начинала говорить о чем-нибудь другом. Господи, какое миленькое платье! И она начинала говорить об одежде. Заметил ли Рэли на фото в газетах и журналах, что юбки стали очень короткими, их называют мини, – и Рэли старалась слушать, что говорит Энн, чтобы угодить ей, потому что сама считала полной чепухой заботиться о таких дурацких вещах. А как Энн делает макияж! Настоящий любительский спектакль! Ее изумляло, что Энн думает, что с макияжем она выглядит лучше, чем без него.
– Позволь, я помогу тебе, – как-то раз сказала Рэли и быстро стала накладывать пудру, румяна. Потом тени, тушь и в завершение губную помаду.
– Я не узнаю себя! – воскликнула Энн, глядя в зеркало. – Я выгляжу как модель.
– Да, что-то есть, – согласилась Рэли.
– Где ты научилась этому? – спросила Энн.
– Если бы я сказала, ты бы мне не поверила, – со смехом ответила Рэли.
Энн произвела фурор, когда вышла к ужину, а тот привлекательный английский парень с которым она всегда флиртовала, едва не свалился со стула. И Энн была этим очень довольна, а оттого, что она так себя хорошо чувствовала, стала выглядеть еще привлекательнее, но все же Рэли хотела, чтобы она не была с ним такой кокетливой. В конце концов, она врач и должна держаться с достоинством.
Рэли стала бывать в библиотеках и научилась печатать на одной из этих древних, поломанных пишущих машинок. Спустя некоторое время ассистенты-исследователи стали считать ее присутствие само собой разумеющимся, а потом и просить ее подобрать для них разные материалы. Вот так пошли дела. И очень скоро у нее сложились собственные проекты что делать, и это было по-настоящему здорово.
ГЛАВА 54
Больше всего Рэли нравилось, когда все собирались в гостиной главного корпуса. Это происходило после ужина, все пили вино, непрерывно курили и кричали друг другу о смысле жизни, что, как думала Рэли, никакому изучению не поддается.
На самом деле, думалось Рэли, все происходило так: когда она родилась, ей как бы вручили некий план жизни, на котором начертано: «Это ты». Потом Пол и Дарби – и возможно, немного ее мать – снабдили ее всяческими достоинствами и объяснили, что она должна о себе думать. А думать она должна была о себе, что она, Рэли, лучше всех и ей подвластно абсолютно все. А когда она стала чуть постарше, то всеобщее внимание и поклонение только утвердили ее в этом.
