тебя хоть сию минуту и всю ночь.
Раздался звонкий хлопок. Тори даже не сразу поняла, что влепила Винсу пощечину. Она тупо уставилась на отпечаток своей ладони у него на щеке, который из белого постепенно становился багровым. Глаза Винса потемнели от ярости, и он процедил сквозь зубы:
— Ты уже все сказала?
Ей стало страшно. Сейчас Винс был похож на необузданного бродягу-цыгана. Черные волосы откинуты со лба назад. Глаза горят. Кровь прилила к лицу, пульсируя в венах на висках.
— А ты?
Высказывание Винса оскорбило Тори до глубины души. Но еще ей было стыдно за то, что она сорвалась и ударила его, — хотя, видит Бог, он того заслуживал. Но больше всего раздражало то, что она и сама понимала: в чем-то он был прав... Не говоря больше ни слова, Тори влетела в дом и едва ли не бегом бросилась к себе.
Она читала, усевшись с ногами в удобное кресло, когда Винс вошел к ней с двумя картонными коробками в руках. Он весь день провозился на чердаке, разбирая старый хлам.
— Вот. Ты спрашивала, сохранились ли в доме какие-нибудь вещи Джилл. — Он поставил пыльные коробки прямо на дорогой ковер. — Посмотри, может чего и найдешь.
И вышел из комнаты, не обращая внимания на удивленный возглас Тори.
Она тут же отложила книгу и открыла коробки. Старые журналы. Сломанные игрушки. Часы, которые не работали. Листочки, исписанные от руки. Похоже на письмо, но почерк совсем неразборчивый.
Когда Винс вернулся, она уже все убрала обратно. Только потрепанный плюшевый медвежонок остался лежать на полу.
— Это все, что есть?
Она сидела на ковре. Одна щека у нее была испачкана. Видимо, перебирая пыльные вещи, она провела рукой по лицу.
Винс поморщился.
— А тебе мало этого? Моя сестрица здесь не жила больше двадцати лет. Хорошо, что хоть что-то осталось...
Девушка поднялась, растирая затекшие ноги. Все правильно. Хорошо, что хоть что-то осталось.
— А с этим, что прикажешь делать? — крикнул Винс ей вдогонку, когда Тори, взглянув на грязные руки, шагнула к двери.
Она пожала плечами.
— Отнеси на помойку.
— Что?! — Винс как будто слегка растерялся. — Все это?
— Ага. — Вряд ли она повезет с собой в Канаду что-то из этих вещей.
— И ты ничего не оставишь себе на память? — Винс пытливо посмотрел на Тори. Взгляд его был тяжелым и даже, пожалуй, обвиняющим. — Неужели тебе все равно? Ничего не дрогнуло в душе? Хотя, с другой стороны, и сестрица моя была особой черствой и равнодушной. В этом вы с ней похожи.
Какие жестокие слова! На самом деле Тори было не все равно... Перебирая содержимое коробок, она едва не расплакалась от захлестнувших ее чувств. Старые, никому не нужные вещи... Болезненное напоминание о жизни, растраченной впустую, о замечательной женщине, уничтоженной обстоятельствами: она пошла у них на поводу и позволила им одолеть себя. Но, как объяснить это Винсу? Да и надо ли объяснять? Тори отвернулась. Если Винс заметит ее состояние, то будет только рад поддеть ее еще больнее... А она сейчас была не в настроении затевать с ним очередную словесную битву.
— Ты забыла убрать это со всем остальным барахлом. — Винс двумя пальцами поднял с пола плюшевого медвежонка.
Тори поморщилась: он нарочно отозвался о вещах Джилл с таким презрительным отвращением.
— Что это ты его отложила? Решила приберечь для своих будущих малышей? — продолжал издеваться Винс. Тори быстро шагнула вперед и вырвала у него медвежонка. Винс же едва не расхохотался. — Любишь детишек? Или ты из тех женщин, у которых инстинкт материнства давно атрофировался, и тебе даже думать противно о сосках-пеленках?
Тори прижала к себе медвежонка, словно защищаясь.
— Не твое дело!
Он рассмеялся, увидев, как она покраснела.
— Как это не мое дело?! А продолжение рода Ллойдов?! А наследники?!
— Даже если их мать — самозванка? — не удержалась Тори.
Винс склонил голову набок, как будто задумавшись.
— Но если отцом буду я, тогда никаких сложностей не возникнет.
Он вдруг шагнул к ней.
— Очень смешно! — выдавила она.
Почему у нее так предательски дрожит голос?
— Отнюдь не смешно. — Его улыбка была откровенно циничной. — Задача не из легких — укротить тебя, дорогая, но заманчивая — познать женщину, чье происхождение более чем загадочно.
— То есть под стать твоему? — ехидным тоном отозвалась Тори, стараясь ничем не выдать того сладостного возбуждения, которое вскипало у нее в крови всякий раз, стоило лишь подумать о том, что он будет с ней делать, когда... Она тряхнула головой, отгоняя наваждение.
— В моем-то, как раз ничего нет загадочного, — хмыкнул Винс. — Если помнишь, отец Роджера официально усыновил моего отца после смерти своей первой жены... твоей прабабки. Отцу тогда было всего два года. Мой дед, который родом был из Ирландии, погиб в автомобильной катастрофе. Овдовев, моя бабушка опять вышла замуж. За отца Роджера. И взяла фамилию Ллойд, потому что ее первый брак был несчастливым и ей не хотелось, чтобы хоть что-то напоминало о нем. — Винс развел руками. — Таково мое происхождение.
— Чисто, не подкопаешься, — фыркнула Тори. — Как, впрочем, и все, что касается твоей персоны. Но, к несчастью, не все могут похвастаться тем, что в жизни у них все гладко и без осложнений. Как у некоторых...
— Сожалею, — сдержанно отозвался Винс.
Как же, сожалеешь! — подумала Тори. Она сомневалась, что Винс в своей жизни хоть кого-нибудь пожалел. Она даже не знала, способен ли он вообще испытывать нечто похожее на простое человеческое сочувствие. Он был такой же, как Роджер. Одного поля ягоды.
— Так ты намекаешь, что твоя жизнь была сложной и трудной. Я правильно понял, Тори?
Девушка опустила глаза, чтобы не выдать своих чувств.
— Ни на что я не намекаю, — прошептала она, и, повернувшись, шагнула к двери.
— Не хочешь со мной разговаривать? — Винс опередил ее и встал в дверях, загораживая дорогу. — Ты ведешь себя точно девочка-школьница. Да ты и похожа сейчас на школьницу с этим медведем и чумазой мордашкой. — Он провел большим пальцем по пятну у нее на щеке. Тори вздрогнула, но не успела отпрянуть. — Вот так уже лучше.
Кому лучше, а кому не очень... Тори почувствовала, как бешено колотится ее сердце.
— Что-то ты бледная, — заметил Винс, пристально глядя на нее. — Ты хорошо себя чувствуешь?
— Хорошо, — солгала она.
Его небрежное прикосновение и странное, неожиданное сочувствие, прозвучавшее в голосе, совершенно выбили ее из колеи.
— Да, что с тобой?! — продолжал Винс. — Боишься, что я на тебя наброшусь и покусаю? — Он усмехнулся, но вовсе не зло. Впечатление было такое, что он смеялся скорее над собой, чем над ней. — А я тебе кое-что принес.
Тори нахмурилась. Только теперь до нее дошло, что он держал в руках какую-то книгу.
Это был очень старый и пыльный том в красивом переплете из черной кожи с изящным золотым тиснением. Собрание прозаических произведений самого романтического из всех романтических поэтов Англии.
Тори уронила плюшевого медведя на кресло.
