Олсуорси. — Нам надо обвенчаться, как только я получу специальное разрешение.
— Нет! — От встревоженного крика миссис Олсуорси опять задрожала люстра. — А как же пирожки с омарами? Вы не подумали о пирожках с омарами! Без них свадьба не свадьба!
— Дорогая моя, уверен, Земля не перевернется, даже если на свадебном приеме нашей дочери не будет пирожков с омарами.
— Свадьба без пирожков с омарами! Все равно что шляпа без перьев!
— По-моему, без перьев куда лучше, — пробормотал мистер Олсуорси.
Миссис Олсуорси уперла руки в бока:
— Вы хотите сказать, мистер Олсуорси, что вам не по вкусу мои шляпы?
— Я хочу сказать, моя любовь, что птицы были бы счастливы, если бы ты оставила им хоть немного перьев, чтобы летать.
— О-о-о! Да если бы вы хоть немного смыслили в моде…
Летти прервала спор, став между родителями.
— Это нелепо! — заявила она.
— Нет уж, дай я договорю! — воскликнула миссис Олсуорси. — Все мои шляпки — просто загляденье!
Летти почувствовала, что последние капли ее терпения вот- вот испарятся.
— Может, рассудим наконец здраво? — потребовала она. — Дайте мне хоть пять минут! Неужели так трудно оставить глупости?
Рассудить здраво не вышло. Едва Летти подбоченилась, окинув гневным взглядом родителей и своего случайного похитителя, в передней послышался еще один голос. Негромкий, нежный, с ноткой горечи, он разливался, точно чары волшебницы.
— Джеффри? — несмело позвала Мэри.
Не поспешила, с презрением подумала Летти. Услышала шум внизу, но и не подумала тотчас спуститься — сначала предусмотрительно переоделась из дорожного платья.
На Мэри была белоснежная ночная сорочка без единой складочки. Черные искусно уложенные локоны дивно поблескивали на украшенных кружевами плечах.
— О, Мэри! — воскликнула миссис Олсуорси. — Твоя сестра выходит замуж! Какое счастье! Ты рада?
— Смотри и мотай на ус, — прибавил мистер Олсуорси. — Немного сноровки, девочка моя, и тебя тоже могут застать в компании с молодым человеком. Тогда не отвертится — будет обязан жениться.
Синие глаза Мэри расширились — что за дикие мысли! Белая тонкая рука поднялась, жестом Сары Сиддонс протянулась в сторону бывшего воздыхателя и безвольно упала. Чуть приоткрытые губы дрогнули, будто оттого, что приходится из благородства душить в себе сильнейшее чувство, ресницы опустились.
Великолепный спектакль.
Кадык на шее лорда Пинчингдейла дернулся. Резко повернувшись на каблуках, несчастливец торопливо и монотонно сказал мистеру Олсуорси:
— Я зайду к вам завтра, обо всем договоримся. Мое почтение!
Кивнув куда-то в центр передней и даже не взглянув на красавицу в белом, застывшую на лестнице, он, сопровождаемый тягостным молчанием, устремился к двери и исчез за ней.
Мэри окинула Летти долгим испытующим взглядом.
— Я и не подозревала, что ты у нас такая прыткая.
Летти смотрела на сестру не моргая.
— Я и не думала… У меня и в мыслях не было, Мэри!.. — Она с мольбой вскинула руку.
Мэри прищурила сумеречно-синие глаза — поклонники сравнивали их с сапфирами, бархатом и волнами, что омывают берега Корнуолла. Теперь глаза эти казались твердыми, как агаты, и почти черными, точно сердце преступника.
— Кто тебя просил совать нос куда не следует?
Мэри перекинула блестящие волосы через плечо и с достоинством сверженной королевы пошла вверх по ступеням. В оглушающей тишине Летти слышала, как скользит по полу подол сестриной сорочки, пока наверху не хлопнула дверь.
Летти раскрыла и закрыла рот, однако Мэри ушла и спорить было больше не с кем. Доводы, которые еще два часа назад казались неопровержимыми, теперь приросли к горлу и один за другим исчезали.
— Постой!
Приподняв подол плаща, она, спотыкаясь, побежала вслед за сестрой. Возникло ощущение, что время вернулось на двенадцать лет назад и Летти, снова пухлая шестилетняя кроха, пыжится догнать более взрослую Мэри, чтобы поиграть в игры, которыми дозволено тешиться только ей.
Но, увы, как бы Летти ни усердствовала, она всегда оставалась позади, падая на бегу и разбивая коленки, но сравняться с сестрой никак не могла.
Летти подбежала к двери спальни и, почти не заметив, как повернула ручку, влетела внутрь. В комнате горели все свечи — на каждом ответвлении канделябров, точно звездочки на фоне мрачных стен. Обои, некогда белые в голубую полоску, от времени и небрежности превратились в тускло-серые. Вид комнаты красноречиво говорил о недавней суете: дорожное платье Мэри лежало смятое на застеленной кровати, а сумка, битком набитая воздушными шарфиками, была брошена у окна. Сквозь прозрачную ткань проглядывала наспех засунутая серебряная щетка для волос.
Мэри стояла у туалетного столика, который, подобно обоям, когда-то давно тоже был белым. Повернув прекрасное лицо в сторону, она неотрывно смотрела в пустоту, точнее, на что-то, чего не могла видеть Летти. Безмолвие сестры пугало куда сильнее гневных криков.
— Мэри? — шепотом позвала Летти.
Мэри медленно подняла голову и надменно выпрямилась. Потом повернулась, важно, неторопливо, словно актриса придворного театра. Самообладание полностью вернулось к ней, лицо сделалось бесстрастным, точно у фарфоровой статуэтки, и почти столь же свежим.
— Что тебе нужно? — спросила она. — Пришла за поздравлениями?
— Разумеется, нет! Мэри, поверь, я не… Я бы ни за что… — Невозмутимый взгляд сестры совсем сбил Летти с толку.
— Ты это сделала.
Мэри не спрашивала — утверждала.
Возразить было нечего. Столкнувшись с непоколебимым хладнокровием Мэри, заготовленные слова осыпались, будто облупившаяся краска.
Так всегда и получалось.
— Ты не любишь его, — пролепетала Летти. — Ведь не любишь?
Мэри поправила прядь волос и повернула голову, чтобы взглянуть на собственное отражение в пятнистом от времени зеркале.
— Нет. Не люблю. А может, и люблю. Хотя тебе, конечно, виднее. Ты всегда все знаешь.
Сердце Летти сжало колючее, точно лед, сомнение.
— Если он тебе в самом деле небезразличен… — неуверенно начала она.
— Полагаю, тогда мне было бы намного хуже. — Голос Мэри звучал столь холодно, что мороз шел по коже. — Так или иначе, он достался одной из нас — все равно станет частью нашей семьи. — Она улыбнулась — сдержанной светской улыбкой хозяйки, что мечтает поскорее выпроводить собравшуюся откланяться гостыо. — Очень поздно. Если не возражаешь, я хотела бы скорее лечь в постель. Надо выспаться, чтобы завтра разработать новый план. Доброй ночи.
Мгновение-другое, и перед лицом Летти захлопнулась дверь.
Беседовать с деревянным створом, особенно если понятия не имеешь, что говорить, не было смысла. Что она могла ответить сестре? «Только не воспылай ко мне ненавистью»? «Я все улажу»? Летти не сомневалась, что в лорде Пинчингдейле Мэри интересует лишь титул да состояние. Может, и здесь присутствовала любовь, однако совсем иная, вовсе не та, что губит судьбы слишком чувствительных девиц. Если бы Летти снова ворвалась к Мэри в комнату и потребовала продолжить разговор, та улыбнулась бы своей загадочной улыбкой и остудила бы сестрин пыл очередной избитой фразой. Вопросы Летти ударились бы о незримую стену, точно о заколдованный щит сказочного героя, и, без ответов, вернулись назад. Было
