— Ничего не понимаю, — сказала Летги.
— Выпейте еще бренди, — посоветовал Майлз.
— И тогда все пойму? — Летти недоверчиво поморщила нос.
— Нет, но больше не захотите что-либо выяснять, уж поверьте, — нроизиес Майлз.
На Летти спасительное бренди не очень-то подействовало. В воображении она снова и снова переносилась в переднюю родительского дома, слышала ликующие возгласы матери и оказывалась в ее объятиях, силясь вспомнить, чем отвечала на все эти глупости. Как ей казалось, она сопротивлялась. Пыталась объяснить, что не желает выходить за лорда Пинчингдейла, равно как и он — жениться на ней. Но пыталась ли? Или же сказала все, что должна была, лишь позднее, оставшись один на один с отцом? «Что это у меня с памятью? — в отчаянии размышляла она. — Прекрасно помню, о чем я говорила — или только думала, — и уверена, что все вокруг тоже об этом знают…»
Перед глазами замелькали картинки. Мартин Фробишер что-то толкует про капканы. Мэри — на вид столь непорочная во всем белом — замерла на лестнице. Лорд Пинчингдейл стоит у алтаря и почти не смотрит в сторону невесты, целует не ее руку, а воздух, будто насилу терпит ее присутствие рядом. Снова Мартин Фробишер, большой любитель появляться там, где не просят, разглагольствует о ловушках. Сама Летти ничуть не сомневалась, что действовала из лучших побуждений, но лорд Пинчингдейл… Внезапно все стало понятно — в мельчайших подробностях, и в голове мелькнула мысль; лучше было ни о чем не задумываться.
Неудивительно, что он сбежал в Ирландию. Другой на его месте предпочел бы Австралию.
Прижав руку к лицу, Летти застонала.
— Летти? — Руки Генриетты крепче сжали ее плечи. — Летти, дорогая?
— Что? — задыхаясь от страдания, отозвалась Летти.
— Вы окунули волосы в бренди.
— Ой! — Большая прядь, выбившаяся из прически, и правда упала в бокал. Генриетта встала и предусмотрительно отошла на несколько шагов в сторону, когда Летти подняла голову, забрызгивая все вокруг бренди, и уставилась осовелым взглядом на свои мокрые волосы. — Как же так вышло?
Генриетта встревоженно взглянула на мужа. Майлз же смотрел на распустившиеся волосы Летти скорее с любопытством.
— Летти, дорогая. — Генриетта села перед Летти на корточки. — Может, сегодня переночуете у нас? Чтобы не оставаться здесь совсем одной?
— Нет. — Летти решительно покачала головой. Произнесенное слово прозвучало уместно и на диво приятно, потому она повторила: — Нет. Я… — Проклятие! Следовало ответить давным-давно заученной фразой. Куда они все подевались? — Не волнуйтесь за меня. Все будет хорошо.
Ага, вспомнила! Летти почувствовала себя так, будто совершила подвиг, только пол под ногами почему-то закачался. Чудно — ни разу до этой минуты ее взгляд не останавливался на собственных туфлях. Какие красивые розовые ленты! Восхитительные розовые ленты. Розовые ленты на свадебных туфлях — для ненастоящей свадьбы. Глаза вдруг затуманились, и Летти сильно зажмурилась, чтобы слезы не выкатились наружу. Уловка помогла. Когда она раскрыла глаза, то увидела все вокруг сквозь дымку, будто заглядывала в освещенную комнату с зимнего морозца через заиндевелое окно, но слез больше не было.
Где-то над ее головой тихо беседовали Доррингтоны. Тихо настолько, что Летти улавливала лишь обрывки фраз.
— …ничего не поделаешь… — произнес Майлз.
— …нельзя ее оставлять… — ответила Генриетта.
Здоровяк Доррингтон, загораживая собой свет, встал прямо перед Летти и посмотрел на нее взглядом знатока:
— Утром голова у вас, леди Пинчингдейл, будет раскалываться от боли.
Летти услышала лишь два слова и поспешила возразить:
— Никакая я не леди Пинчингдейл. Произошло… — Она хотела сказать «недоразумение», но, трижды попытавшись, так и не смогла выговорить слишком длинное слово, потому нашла ему замену: — Ошибка.
Генриетта осторожно коснулась ее волос и сказала мужу:
— Когда Джефф вернется, убью его, честное слово.
— Не шути так, Генриетта, — вполголоса проговорил Майлз, но Летти все слышала. — Охотники его убить отыщутся и без тебя. Сама знаешь: Джефф не мог поступить иначе.
— Я не о том, — исполненным негодования голосом ответила Генриетта. — А вот об этом.
Майлз обнял жену за плечи, и Летти вдруг стало нестерпимо холодно, хоть в канделябре, до которого было рукой подать, горели все свечи, а грудь согревало бренди.
— Положение на редкость скверное, с какой стороны ни посмотри, но что мы можем сделать? Уверяю тебя, Джефф, едва вернется, придумает, как все уладить.
— Надеюсь. — Леди Генриетта вздохнула.
Летти вдруг осенило.
— Пожалуйста, — воскликнула она, хватая Генриетту за руку, — не могли бы вы… никому не рассказывать, что он уехал?
Генриетта не стала задавать вопросов. Лишь немного склонила голову набок и на мгновение-другое задумалась.
— Мы скажем, что вы оба уже поднялись наверх и просили не беспокоить. Пусть будет о чем посудачить сплетникам, — победно заключила она, весьма довольная собой.
— А завтра что? — спросил Майлз. — Когда все увидят, что Джеффа нет, а его жена здесь?
— Эх! — Радость исчезла с лица леди Генриетты. — Может, все же поедем к нам? Мы бы вас спрятали…
— На два месяца? — перебил ее Майлз.
— Два месяца? — переспросила Летти, недоумевая, почему язык у нее во рту стал вдруг таким огромным. — Полагаете, лорда Пинчингдейла не будет целых два месяца?
— По меньшей мере.
— Добираться до Дублина — три дня, — принялась спорить Генриетта.
— Это в хорошую погоду, — возразил Майлз. — А на поиски лошади потребуется немало времени.
— Я подумала, он поехал за какой-то определенной лошадью, — растерянно пробормотала Летти, все еще сомневаясь, что ее не дурачат. Конечно, она была признательна Доррингтонам за то, что те не говорили ей прямо: «Лорд Пинчингдейл не желает вас видеть», — однако в своих стараниях они выглядели несколько смешно.
— Вокруг этой лошади сплошные загадки, — произнесла леди Генриетта, странно кривя губы.
Задавать слишком много вопросов людям, что так стараются тебе помочь, было неучтиво. Летти выудила волосок, плававший на поверхности бренди, задумчиво всмотрелась в жидкость и вылила все до последней капли в рот.
— О, дорогая! — воскликнула леди Генриетта, с опозданием забирая у нее бокал. — Вы уверены, что хотите остаться здесь одна-одинешенька?
Летти кивнула, и кабинет закачался вместе с ее головой.
— Я заеду к вам завтра, — пообещала Генриетта, — и мы вместе придумаем, что вы будете говорить. Помните: вы в беде не одна, верно ведь, Майлз?
— Совершенно верно! — мгновенно отозвались все три мистера Доррингтона.
— Благодарю вас, — прошептала Летти, но за Доррингтонами уже закрывалась дверь. Летти осталась наедине с тенями меж книг ее мужа. В углу белел бюст, определенно некоего римлянина, но Летти не слишком ими увлекалась и не знала, кто перед ней. Догадывалась лишь, что человек он был выдающийся. Впрочем, римляне все чем-нибудь да прославились. Или не все, но людей неприметных не стали бы увековечивать в камне.
Держа в руке свечу и хватаясь за книги на полке, чтобы не упасть, она осторожно подошла к мраморной голове. Розовые туфли, хоть и ужасно красивые, как будто потяжелели, и ходить в них стало как-то неловко. Летти остановилась перед бюстом и, слегка покачиваясь, посветила в большие пустые
