тебе». Урок на будущее. Впрочем, к ленчу я наверняка о нем забуду.
В самом начале описывались ночные происшествия в лондонских ресторанах бурных двадцатых — тех людей, что меня интересовали, в те дни уже не было на свете. Подобные книги не раз попадали мне в руки — их составителей нимало не заботило, в какой последовательности будут изложены события и что к какому отнести разделу. Среди лечебных средств времен короля Эдуарда VII или назиданий из эпохи Стюартов ты мог запросто наткнуться на документы Средневековья. По-видимому, эти материалы попадали в библиотеку с чердаков старинных домов, хозяева которых только рады были избавиться от ненужного хлама. Согласно коду, что я выписала из компьютера, речь о Летиции Олсуорси шла на страницах с сорок восьмой по шестьдесят третью и еще на сто пятьдесят второй.
Нет, пожалуй, после ленча плюну на все и позвоню миссис Селвик-Олдерли…
Машинально открыв нужную страницу, я на миг замерла. К ней была прикреплена короткая записка всего в три строчки.
Послание вставили в фолиант много лет назад, однако я сразу увидела едва заметные полоски в местах сгибов — вертикальную и горизонтальную. Стало быть, и так весьма небольшой листок свернули вчетверо, дабы незаметно передать из рук в руки. Были и другие складки, из-за которых письмо лежало на странице не очень ровно. Видимо, его в сердцах смяли, а потом снова расправили. Мой взгляд приковала подпись.
Единственное слово. Фамилия.
Пинчингдейл.
Письмо написал тот самый лорд Пинчингдейл. Джеффри, никакой не Мармадьюк! Сомнений быть не могло. Напрочь забыв о мерзких любителях занимать библиотечные компьютеры, о планах на ленч и даже о том, как пояс шерстяных брюк врезается в талию, я поправила фолиант на подставке и, чуть наклонившись вперед, пробежала глазами таинственные строки, выведенные рукой лорда Пинчингдейла.
«Все готово. Неприметный экипаж будет ждать вас на заднем дворе в полночь…»
Глава 1
Летти Олсуорси проснулась и кромешной тьме.
В комнате властвовала ночь: воздух давил, не было видно ни зги. Летти напрягла сонные глаза — тщетно. Гардероб в углу темнел громадной подгорелой оладьей, что поднялась в сковороде на ребро и вот- вот выпрыгнет. Окно в противоположной стене пряталось за занавесями — сквозь дешевую материю не пробивалось ни лучика. Напротив кровати зиял пустой пещерой камин — черное пятно в царстве густых теней. В эту пору в доме не водилось и золы. Топить камин в июне — роскошь, какой Олсуорси не могли себя баловать.
Кругом владычествовали лишь темень да тишь.
Уткнувшись лицом в подушку, Летти рассудила: еще не утро. И удобнее улеглась в постели под сладкое потрескивание перьев. А раз еще не утро, стало быть, незачем подниматься. Можно свернуться калачиком на мягком матрасе, натянуть на плечи простыню, обняться с подушкой и снова уплыть в мир грез. Тяжелые веки, что почти сомкнулись, ничуть не возражали.
Однако что-то вновь ее разбудило.
Летти приподнялась на локтях; движение отдалось в висках ноющей болью — нет, просыпаться явно не время. Вытянув из-под спины растрепанную косу, она обвела комнату затуманенным взором. Всматриваться было почти не во что. В спаленке, кроме кровати, стояли лишь гардероб, шаткая тумбочка да стул, что некогда, должно быть, красовался в гостиной, но треснул и после неумелой починки потерял должный вид. Владелец заявил, что сдает «меблированные» комнаты, не уточнив, однако, что мебели в доме самая малость. Летти и не помышляла роптать. До жалоб ли было, когда из-за материной и сестриной страсти к шляпам и лентам с Бонд-стрит да слабости отца, что покупал всякую попадавшуюся на глаза книгу, денег и так не хватало? Было впору радоваться, что на время светского сезона они худо-бедно снова устроились в Лондоне. Сама Летти берегла до последнего каждый грош, которых теперь, увы, почти не оставалось.
В передней громко и жалобно захныкали кособокие дедовы часы, и в ушах зазвенело. Тут сквозь гнусавый вой послышался странный шум и треск, а вслед за ними — стук.
Летти, по-прежнему опираясь на подушку уже затекшими локтями, похолодела от страха.
Стукнули не часы. В тишине, воцарившейся после двенадцатого удара, она снова уловила те же звуки, а вместе с ними торопливые шаги. Кто-то рыскал по соседней комнате.
Грабители? Великое же их ждало разочарование! Драгоценности миссис Олсуорси дивно поблескивали в сиянии свечей, однако были всего-навсего недурной подделкой. А настоящие украшения давно ушли на нескончаемые домашние нужды. У сестры Летти, Мэри, правда, — пока не принесли очередной счет от мясника — еще оставалась пара сережек из жемчуга, а у самой Летти — два чудесных финифтевых браслета.
С другой стороны, когда грабители поймут, что поживиться в этом доме нечем, то обозлятся. А шарили они в комнате Мэри, которая, вне всякого сомнения, не могла смиренно расстаться с последними жемчужными серьгами.
Медленно стянув с себя простыню, Летти опустила ноги на пол. Пальцы тотчас сжались от холода, но половица, по счастью, не скрипнула.
Летти протянула было руку, чтобы нащупать в темноте свечу, но передумала. Не было нужды оповещать тех, кто ходил за стеной, о своем пробуждении. Для защиты низенький подсвечник никак не годился. Таким скорее не оглушишь, а пуще разъяришь. Бесшумно скользнув к камину, Летти осторожно взяла кочергу. Загнутый конец задел за край металлической подставки, лязг отдался звуком закрывающихся подземных дверей. Летти замерла, крепко вцепившись в рукоятку. В уши ударила тишина — такая, словно кто-то прислушивался. Мгновение спустя в комнате сестры снова заходили. С губ Летти слетел вздох облегчения. Слава Богу!
Судорожно сжимая оружие, она прокралась в коридор. Узкий и короткий, как и все прочие помещения в доме, он был оклеен конторской коричневой: бумагой, которая ловила тени будто в капкан и оттого казалась грязной. На полу ломтем сыра желтел треугольник света, лившегося из наполовину открытой двери в комнату Мэри.
— И это положи. — Шелестя синей юбкой, комнату пересекла служанка. Где-то внутри зашуршала другая материя, и стукнули дверцы гардероба. — Да не зеленое, вон то!
Летти ослабила пальцы, что сжимали кочергу. Никаких грабителей и в помине не было — в комнате суетилась сама Мэри.
Другой вопрос, почему она была в своем лучшем дорожном платье. На глазах у изумленной сестры, притаившейся в коридоре, Мэри вручила служанке охапку шарфиков — прозрачных полосок из легчайшей ткани, что помогали соблазнять и совсем не грели. На их покупку, по расчетам Летти, ушла сумма, на которую можно жить по крайней мере месяц-другой.
— И это упакуй, — велела Мэри. — А шерстяные пусть остаются.
Схватив шарфы, девушка с тревогой заглянула в глаза хозяйки:
— Дело за полночь, мисс. Его светлость…
— Подождет. Чего-чего, а уж терпения ему не занимать.
Склонившись над туалетным столиком, Мэри открыла шкатулку, задумчиво посмотрела в нее, потом решительно захлопнула крышку и передала служанке.
— Это мне больше не понадобится. Отдай мисс Летти. С любовью от меня, естественно.
Пожертвовать безделушками Мэри могла в одном-единствениом случае.
Отнюдь не из-за влюбленности.
Стараясь не касаться кочергой пола, Летти па цыпочках вернулась в свою спальню и поставила непригодившееся оружие у стены. Пускать его в ход не придется. По крайней мере в это хотелось верить. В последние годы, когда бремя домашних забот лежало, по сути, лишь на плечах Летти, с какими только бедами не приходилось ей сталкиваться! Неудавшийся рождественский пудинг, взбешенные лавочники,
