карантине. Я сказала:
— Вчера вечером мама наши платья закончила. Давай зайдем к нам, ты свое примеришь.
Румяное лицо Сомбры раскраснелось еще больше.
— Проверишь, как там длина, нерешительно добавила я. — Заодно и увидишь, как завтра будешь хороша.
Сомбра покачала темноволосой головой.
— Нет, все будет хорошо, я знаю, — замявшись, ответила она. — Мамита просила меня помочь по хозяйству — перед прибытием «Магассара» столько дел! Она наняла еще двух работников и дала мне задание собрать все, что поспело в оранжерее для завтрашнего ужина… Жаль, что не Мамита платья шила, — печально закончила Сомбра.
— Ладно, я твое платье завтра утром вам принесу, — сказала я. — Вдвоем и нарядимся.
Да, о платьях не стоило напоминать, но хуже всего то, что шила их моя мама. Я любила приходить в гости к Сомбре. Мамита, миниатюрная, веселая и неугомонная, как малиновка, кормила нас овощами из теплицы, расспрашивала о школе, на цыпочках тянулась потрепать кудри дочери и обнимала меня на прощание. Моя мама, наоборот, была строгой и неприступной, словно гигантский тростник, что рос у нашего крыльца. Во время примерок она с нами почти не разговаривала. Да, вот если бы Мамита шила нам платья для выпускного…
Вчера Сомбра робко примерила свой наряд, почти готовый, только розовые ленты были приколоты к корсажу булавками.
— Сомбра, ты такая хорошенькая! — воскликнула я. — Мамочка! Это самое красивое платье на свете!
Мама повернулась и так на меня посмотрела, что Сомбра онемела от изумления.
— Больше никогда не называй меня так, — сухо промолвила мама и вышла, хлопнув дверью.
Сомбра так быстро стянула с себя свой наряд, что едва не порвала тонкий белый муслин.
— Это из-за малышей, — сказала я сокрушенно. — Она родила семерых между мной и Френси. Все они почти сразу умерли. Один Уилли дожил до трех, но тут планету охватила эпидемия, лекарств не осталось. Он пять дней умирал, метался по кровати в спальне, плакал и звал маму…
Сомбра застегнула блузку и собрала учебники.
— Но Френси же называет ее мамой! — сердито возразила она.
— Это разные вещи.
— Почему? У Мамиты стрептококк загубил девять малышей. Девять!
— Но у нее осталась ты и близняшки. А у мамы — только Френси.
— И ты. У нее есть ты.
Я не знала, как объяснить Сомбре, что голубоглазая, светловолосая Френси напоминает маме о Сан-Франциско, о Земле. Френси и герани, за которыми мама так тщательно ухаживает в жарком и влажном воздухе своей оранжереи… А о чем она вспоминает, когда смотрит на меня? В день смерти Уилли я спряталась в оранжерее, а мама нашла меня и отстегала розгами. О чем она думала тогда? И что вспомнилось ей сегодня, когда районная медсестра сообщила, что мистер Фелпс болен, и что эпидемия скарлатины вот-вот распространится по всей планете?
Колючий ком опять подкатил к моему горлу. На этот раз я ощутила тупую, ноющую боль. Я надавила на горло кулаком, но лучше не стало. Мелькнула мысль: «Надо бы провериться…»
— Думаешь, карантин объявят? — спросила Сомбра. Мы уже почти спустились с холма, а я так ни слова и не проронила.
— Интересно, привезут ли завтра розовые гвоздики? — задумчиво сказала я. — А если бы прически разрешили цветами украсить…
— Конечно, разрешат! Мамита говорит, что разрешат. Тебе пойдут красные розы. Ты будешь такой хорошенькой!
Мы спустились с высокого, пыльного холма. Одежда наша совсем просохла, темные волосы Сомбры кучерявились от испарины, выступившей на лбу.
— Давай присядем на минутку! — Сомбра села на низенькую кирпичную ограду и стала обмахиваться учебником. — Сегодня так жарко!
Персиковое деревце за спиной подруги было с меня ростом. Его скрюченные ветви почти совсем не давали тени, а узкие бледно-зеленые листья из-за пыли казались одного цвета с пшеницей. Между ними проглядывали розовато-белые пятнышки. Я присмотрелась.
— Как же все-таки припекает! — пожаловалась Сомбра. Это единственное папино деревце, которое прижилось в открытом фунте планеты, однако за пять лет оно ни разу не плодоносило. А сейчас на нем появились бледные пятнышки. Может, это моль или светло-рыжие муравьи?
Я согнулась от тупой, давящей боли в груди, прижала к больному месту кулак и заставила себя выпрямиться. Стоило маме в очередной раз заметить, что я должна держаться прямо, а не как сгорбленный гном, — я сразу же непроизвольно вытягивалась в струнку… Захотелось вновь услышать мамин голос. Я расправила плечи, словно пытаясь растянуть боль, и замерла, тяжело дыша. Боль отступила.
— Что-то мне не присесть, — с трудом произнесла я. — Пойду-ка я домой.
— Сегодня так жарко! Чувствуешь, какая я горячая? — Сомбра потянулась ко мне и прижалась пылающей щекой к моему прохладному лицу.
— Немного, — ответила я. «Приду домой — обязательно проверюсь. И папе о персиковом деревце расскажу».
— Ты что, заболеть решила? — воскликнула Сомбра. Завтра же выпускной! Иди скорей домой и ложись. Только эпидемии нам не хватало!
— Я так и сделаю. — Я перелезла через ограду и подошла поближе к деревцу.
Пятнышки были даже больше, чем мне показалось вначале, почти такие же, как…
— Сомбра! — радостно крикнула я. — Не будет никакой эпидемии, и я не заболею. Это предзнаменование! У нас обязательно будут цветы к выпускному!
— Откуда ты знаешь? — крикнула она.
— Я думала, с деревом что-то не так, а оно зацвело!
— Зацвело? — Сомбра радостно улыбнулась, легко перепрыгнула через низенькую ограду и уставилась горящим взглядом на крошечные тугие бутончики.
— Ой, они только начали распускаться! Какая прелесть!
Над нашими головами пролетела малиновка и бесстрашно уселась на верхушку дерева. Усеянные бутонами ветки закачались и склонились.
— Розовые цветы — как мои ленты, а перышки малиновки — как твои! А значит… — Сомбра счастливо улыбнулась и обняла меня за талию. Сквозь тонкую ткань блузки я почувствовала жар ее руки.
— Значит, завтра у нас будет выпускной, и все пройдет великолепно!
— О, Хейз! Скорее бы уже завтра! — Сомбра крепко обняла меня. — Утром принесешь мне платье? Нарядимся вместе. Все будет просто замечательно! — Она свернула на тропинку к своей ферме и крикнула мне вслед: — Сегодня столько хороших предзнаменований!
Френси делала уроки на кухне, держа во рту бумажную полоску — тест Шульца-Чарльтона.
— Папа в оранжерее. Вместе с мамой, — объявила она, вытащив тест изо рта.
Бумажка осталось ярко-красной: значит, Френси здорова. При взаимодействии с активным стрептококком бумажная полоска обычно белеет, как лицо человека от страха.
— Не боишься? — спросила сестра.
— Чего?
— Мама говорит, еще два случая — и объявят эпидемию. Выпускной ваш отменят!
— Не отменят, и никакой эпидемии не будет.
— Откуда ты знаешь?
— Просто знаю. — Я подумала о персиковом деревце и о том, что скажет папа, увидев его в цвету. Наверное, тоже решит, что это хороший знак. Я улыбнулась Френси и пошла его искать.
Отец стоял в дверном проеме оранжереи. Около чанов с питательным раствором мама схватилась за
