– А где мотив убийства? – Тротти сел сзади. Он выдвинул ящик стола и, положив ногу на деревянную перекладину, откинулся на спинку кресла.
– Где мотив, комиссар? Мария-Кристина была его настоящей матерью.
– Допустим, он это знал.
– Он точно должен был знать, что Мария-Кристина – его мать.
Тротти помолчал:
– Но зачем теперь-то ее убивать, через столько лет?
– Она появляется в городе, спрятать в «Каза Патрициа» ее никак не удается. Он стыдится ее, он ее ненавидит.
Тротти пожал плечами.
– Представьте только: ваша мать сидит на игле…
– Мазерати ничего об этом не говорил.
Пизанелли кивнул:
– Хорошо. В «Каза Патрициа» ее пичкали нейролептиками. Следы хлорпромазина. Допустим, в городе она их не принимала. Но вы ведь сами слышали, комиссар, что говорит Мазерати о привыкании к наркотикам. Карнечине с его врачами умышленно или ненароком превратили Марию-Кристину в наркоманку. И когда она перестает пить свои антидепрессанты, у нее начинается нервный срыв. Можете теперь представить себе чувства Боатти. Его мать трахается напропалую, как будто у нее течка. Вам бы на его месте не было стыдно? И боязно, что ее бешенство может по наследству достаться и вам?
Тротти поднял вверх палец.
– Если Боатти ударил Марию-Кристину тупым предметом, то где этот предмет? И вообще, как Мария- Кристина оказалась в квартире?
– Старуха действительно видела двух человек, но ведь это было глубокой ночью. Пьяной женщиной вполне могла быть Мария-Кристина. А тащил ее Боатти. – Пизанелли нахмурил брови. – И…
– Да?
– Не исключено, что он тащил ее уже мертвую.
Тротти молчал. Усталые темные глаза устремились на сидящего в кресле Пизанелли с курткой на коленях.
– Почему вы не взяли у Лауры Роберти телефон ее Джан-Марии?
– Что? – Мыслями Тротти был где-то далеко.
– Совсем забыли про свои леденцы, комиссар.
Тротти остановил взгляд на молодом сослуживце и рассмеялся.
– Пизанелли, по-твоему, я тоже, наверно, наркоман. Сахарный.
– Почему вы не взяли телефон ее приятеля?
– Лауриного приятеля? Да что толку-то?
– Почему?
– Пока я до него доберусь, она сто раз успеет с ним связаться и проинструктировать, что нужно говорить.
Пизанелли снисходительно улыбнулся. Он, как и Мазерати, тоже начал стареть, однако в отличие от Мазерати Пизанелли был еще не женат.
– Маленькую Роберти трахал, конечно же, Боатти.
– Но это еще не делает Боатти убийцей, – сказал Тротти и прибавил: – А мне кажется, ты ревнуешь, Пизанелли.
Пизанелли насмешливо фыркнул.
– Тебе малышка Роберти нравится больше, чем ты стараешься показать.
– Она хорошенькая, если вас интересует мое мнение. Хорошенькая, упакованная и избалованная. – Опровергающий жест. – Прошлую ночь Боатти провел в квартире Роберти. Жена отдыхает, и утром можно полежать с Лаурой Роберти. Когда мы приехали, он тоже у нее сидел – она дверь минуты две с лишним не открывала. Мы сидим и болтаем с девицей в ее комнате, вы отпускаете комплименты ее кофе «Лавацца», а этот кобель преспокойно смывается. Уползает из ее квартиры к себе наверх. Но забывает захватить свою записывающую машинку.
Тротти кивнул в знак согласия:
– Что объясняет и их пристрастие к «гриньолино».
– К какому еще «гриньолино»?
– Вино не слишком распространенное. «Гриньолино» производят в окрестностях Асти, в Пьемонте, и в супермаркете так запросто его не купить. Между тем и Лаура Роберти, и синьора Боатти угощали меня «гриньолино». А это, возможно, означает, что его родина – виноградники синьора Роберти.
– Вы согласны с тем, что он ее трахает.
– Да не все ли равно? – Тротти пожал плечами. – Жена Боатти кое-что подозревает. Многого она мне не рассказывала, но сообщила, что очень любит своего мужа. Боится его потерять. Подозревает, что у него
